себя между двух огней — короче говоря, с одной стороны, между ними существовало это безусловное, безграничное доверие, а также обязанность сообщать обо всем; с другой стороны, существовал неоспоримый, но для них бесконечно тревожный, фактически неразрешимый парадокс — не пытайтесь понять это, предложил он, — что он знал заранее все, что они обязаны были сообщить, и гораздо подробнее, чем они сами; так что их договорное соглашение с этого момента будет осуществляться между этими двумя огнями, о которых — и это то, что он хотел бы добавить, добавил он
— они должны знать, что это также подразумевает исключительно безусловную зависимость, естественно однонаправленную и одностороннюю; то, что они собирались ему сказать, продолжал он, — и снова начал медленно поворачивать в ладони сияющее в ярком свете яблоко, — то, что они ему сказали, никогда не может быть передано ни с кем другим, заметь, и навеки, сказал он, то, что ты обязан мне сказать, должно быть сказано только мне и никому другому; и параллельно с этим, никогда не ожидайте, что ни при каких обстоятельствах, что я — он указал на себя с яблоком в руке — после этой нынешней и (для вас) судьбоносной дискуссии, скажу что-нибудь снова, объясню или разъясню или повторю что-нибудь — более того, было бы еще лучше, если бы вы слушали мои слова так, как будто (и здесь я уже шучу), как будто вы слушаете самого Всевышнего, который просто ожидает, что вы будете знать, что делать в той или иной ситуации, другими словами, разберитесь сами, так обстоят дела, никаких ошибок быть не может, этот металлический голос задрожал еще зловеще, чем прежде, никаких ошибок не будет, потому что ошибок быть не может , все здесь, выразил он мнение, способны это принять; Конечно, он не станет утверждать, что их сотрудничество впредь — он лишь однажды, а именно сейчас, ясно и подробно, объяснил, что это подразумевает, — станет для них источником великой радости, потому что оно не принесет им никакой радости, и было бы лучше, если бы теперь, с этого момента, они считали это страданием, поскольку они справились бы гораздо лучше, если бы сейчас, в самом начале, они воспринимали это не как радость, а как страдание, своего рода каторгу, потому что на самом деле их теперь ждали страдания, горькая, изнурительная и мучительная работа, когда вскоре (как единственное достижение их сотрудничества, пусть и невольное) они вложат в Творение то, для чего были призваны; короче говоря, здесь не было места ошибкам, как не было никаких репетиций, никакой подготовки, никаких «ну, начнем с начала» и тому подобного, они здесь не просто играли милонгу , они должны были знать
сразу то, что им нужно было сделать, и эти слова, сказал он, какими бы обманчивыми они ни были по своей сути , или, если бы они понимали его только на поверхностном уровне — что было в данном случае, — никогда не смягчат вышеупомянутого пота и отсутствия радости, потому что такова была их судьба, через их деятельность им никогда не будет дано никакого удовольствия, ибо, взятые как личности, что они такое? — банда музицирующих джентльменов, громогласно прокричал он им, просто отряд скребков, разношерстная команда, беспорядочно молотящая по своим инструментам, которая никогда не сможет присвоить себе целое; под этим, в их случае, он подразумевал постановку перед ними, а именно, они никоим образом не могли проследить до своих собственных индивидуальных «я» то, что они должны были означать как целое; поэтому, сказал он им, они должны были понять, что все это не имеет к ним никакого отношения; если они возьмут на себя полную меру соблюдения своего контракта, то это как-то выплывет — черт его знает как — но это как-то выплывет , и сейчас он никак не мог достаточно повторить, что он знал, что так оно и будет, потому что так оно и должно быть, было бы для них гораздо лучше смириться и не задавать никаких вопросов: например, если в каждом конкретном случае некомпетентность была действительно настолько велика, то как конечный результат, созданный вместе, мог быть настолько разным — он не желал отвечать на такие вопросы, сказал он с усталым высокомерием, нет, поскольку это не их дело, они могут быть уверены, что на самом деле никто из них ничего не вносит, каждый со своей собственной некомпетентностью, одна мысль об этом никогда не должна приходить им в голову, но хватит об этом уже, потому что одна только мысль о том, что ему придется думать снова и снова — о смычке, скребущем по струне таким образом , или о клавишах, стучащих таким образом, — наполняла его ужасом; и все это время они никогда ничего не поймут из целого, потому что целое так далеко превосходит их, он был полон ужаса, заявил он с полной искренностью, принимая во внимание плачевную случайность быть приставучим с вопросами, когда он думает о том, насколько это вышеупомянутое целое превосходит их как индивидуальности... но довольно об этом, он покачал головой, если, тем не менее, факт — даже не печальный, а скорее смешной — был ему ясен относительно того, с кем ему здесь приходится работать, в конце концов выяснилось бы , да, уже в начале он говорил бы так, как, согласно ожиданиям, был вынужден — а что касается мятежа — голос его вдруг стал очень тихим, — если кто-нибудь даже замыслит план против меня, или если желание проявится, хотя бы в предложении, чтобы что-нибудь было выполнено как-то иначе, чем я