как люди реагировали на недавние события и последовавшие за ними изменения — наконец заразили и его; Как бы злобно он ни подмечал всего несколько дней назад подобные страхи, говоря, что всё это пустая истерика, – а именно, он сам её так идентифицировал и сам не хотел в ней участвовать, если город простит его, так как он не склонен поступаться своим трезвым умом, и так далее, и тому подобное, – но теперь ситуация с ним тоже изменилась, и не потому, что на него влияло поведение людей, нет, поведение других людей никогда не представляло для него никакой нормы – он думал об этом с гордостью, когда ему представлялся случай вспомнить об этом, – а потому, что в городе действительно что-то происходило, и его влияло именно то, что вообще ничего не происходило, можно было только чувствовать, что, может быть, что-то произойдёт, а может быть, что-то уже произошло, и новости ещё не дошли до них, он бы слушал или смотрел центральные каналы по радио или телевидению, но центральные радио- и телепередачи перестали работать, поэтому сегодня, прежде чем решить закрыть библиотеку, немедленно и отправить людей домой, он также сразу же решил, что когда вернется домой, он попытается решить то, что можно было решить здесь, а именно он даст этой статье, этому скандальному произведению, глубокий анализ, потому что он верил, что таким образом он найдет объяснение, точнее он выйдет на человека, который был ответственен за это, и у него уже было два назначенных, но с каждым из них были проблемы, так как у каждого кандидата были определенные характеристики, которые исключали одного и вызывали подозрения у другого, но затем были также некоторые вещи, которые исключали второго и вызывали подозрения
Подозрение вернулось к первому, так что теперь он прочитал всю статью с самого начала, выполняя предложение за предложением стилистический анализ, чувствуя, что это приведет его к личности автора, но нет — он прочитал статью полностью, но тщетно, с самого первого до самого последнего предложения, он не мог понять, кто из двух это мог быть: для своего первого кандидата он не мог предположить такого стилистического качества, которое было продемонстрировано в статье, а для второго были определенные смягчающие обстоятельства, поэтому через час он вернулся к тому, с чего был в начале, и понял, что постоянно возвращается к тому разделу, где о нем говорилось, где автор статьи характеризовал его как надутую, пустую голову, «а именно, как настоящего типичного венгра, трусливого провинциального мудака», он быстро закрыл газету, затем открыл ее на том же месте и снова, и снова, и снова, и снова читал то, что о нем писали, и он не отрицал, что было больно, то, что он читал о себе Было больно, но не просто больно, а обидно, потому что это задевало самое чувствительное место, и, как он чувствовал, несправедливо – крайне и дико несправедливо – называть мудаком именно его, того, кто всю жизнь был убеждён (и, по его мнению, справедливо), что если он и непобедим в чём-то, так это в своей фундаментальной жизненной позиции – взвешенной, ясной, бесстрастно-интеллектуальной, построенной на разуме, опыте, знании и какой-то мудрой трезвости, – а тут этот кто-то и называет его трусливым мудаком, да ещё и перед всем городом, что он трус и мудак, именно он, вот и всё. Он захлопнул листок и бросил его на пол. Потом, подумал он, вытащит его и «к чёрту», выбросит в мусорное ведро. В этот самый момент ему показалось, будто кто-то снаружи загрохотал в его входную дверь.
Именно тогда Тацит говорил ему: Noctem minacem et in scelus. эруптурам для ленивита: нам луна ясное раскаяние caelo виза languescere. Идентификатор миль рационис игнарус омен прэсентиум акцепит, суис трудибус отступничество Sideris Adsimulans, prospereque cessura qua pergerent, si fulgor et claritudo deae redderetur. Igitur aeris sono, Tubearum cornuumque концентрированный стреппер; prout splendidior obscuriorve laetari aut maerere; и др. postquam ortae nubes officere visuicreditumque conditam tenebris, ut sunt mobiles ad superstitionem perculsae semel mentes, sibi aeternum Laborem portendi, sua facinora aversari deos lamentantur , но он не мог продолжать читать, потому что его снова вызывали, это был уже четвертый раз за сегодня, поэтому он закрыл « Анналы» и отложил книгу в сторону, и он не