оскорбить, но он был здесь по очень срочному делу, а это означало, что у него действительно не было времени терять, его единственным желанием было посетить могилу и положить на нее послание, а именно этот букет цветов, от семьи, а затем ему нужно было ехать обратно в Вену, откуда он только что вернулся — Вена?
ксендз удивленно спросил — да, он только что из Вены и направляется прямо туда, не будет ли кто-нибудь так добр проводить его до могилы, но, пожалуйста, присядьте на минутку, ксендз настоятельно просил его, как человек, внезапно пришедший в себя, не присядет ли его гость на минутку, чтобы послушать об обстоятельствах, при которых все это произошло, — но мужчина только сказал, все еще стоя в дверях: нет, нет, в этом действительно нет необходимости, он действительно был бы рад возможности посидеть на минутку, чтобы послушать, как все произошло, но он не мог этого сделать, так как он действительно очень спешил — так что ничего другого не оставалось, ксендз быстро накинул церковную одежду, зонтик ему не понадобился, потому что со вчерашнего дня дождь совсем прекратился, дул только ветер, очень сильный ветер, который внезапно все высушил; итак, он сел в черный лимузин, в котором приехал посетитель, и повез его на кладбище, но он едва выдерживал шаг, потому что этот шаг, в его возрасте, был очень большим, этот шаг теперь диктовал посетитель, указывая дорогу на кладбище, среди надгробий, грязи больше не было, так как все было высушено ветром, который поднялся так внезапно, так что они могли поспешить к могиле без помех; и вот она, сказал он, немного смущенный, потому что земля над могилой никогда не была образована холмиком, когда они достигли могилы, посетитель - лицом к могильному кресту, который уже упал набок - остановился, склонил голову и оставался там неподвижно; что-то подсказало священнику, что, возможно, лучше всего, если он оставит посетителя одного, на случай, если тот захочет помолиться; Мужчина стоял лицом к кресту, держа большой букет роз, его голова была глубоко опущена, и священник только очень тихо сказал — прежде чем поспешить обратно к входу на кладбище — чтобы джентльмен не беспокоился, они поступили правильно с бароном, потому что они привели его, если можно так выразиться, согласно предписаниям Святой Матери-Церкви, на Небеса, вкратце
— он прочистил горло, окончательно предоставив гостя самому себе, — похороны барона и вправду были очень красивыми.
Он налил им чай, начиная слева: таксисту, затем бездомным, одному за другим, и, наконец, бесчисленным нищим.
дети, которые тоже искали убежища у него, потому что искали убежища, и каким-то образом распространился слух, что он может отгонять злых духов, и хотя никто из них по-настоящему не верил ни во что из этого, им больше некуда было идти — ни бездомным, естественно, ни нищим детям, которые и так всегда спали здесь, платя от пятидесяти до двадцати форинтов за спальное место, что в совокупности означало полосу шириной в метр на каждого между двумя тюками с товарами на балконе, таксист каким-то образом знал, что старый китаец якобы был каким-то оракулом и знал, что произойдет завтра и послезавтра, и в то же время предлагал защиту, были те, кто верил в такие вещи, хотя он не верил; как в шутке: он не верил в суеверия, потому что это был плохой знак, но он подумал, что он мог бы прийти сюда сегодня вечером, у него был с собой телефон, на тот маловероятный случай, если вдруг заработает мобильная связь, и если кто-то захочет вызвать такси, они легко смогут связаться с ним здесь, но этого не произойдет, потому что уже больше нескольких дней никто не осмеливается выехать на улицу даже на машине, но самая большая шутка во всей этой истории — таксист объяснил старику — заключалась в том, что никто не имел ни малейшего понятия, почему именно тот, кто вообще ничего не слышал —
как и он сам — не решался выйти на улицу, так же как и тот, кто слышал о каком-то конкретном происшествии, тоже не решался выйти на улицу; Таксист объяснил ситуацию этому старому китайцу, который лишь кивал почти после каждого слова, но явно не понимал, или, во всяком случае, так и не выяснилось, понял он или нет. Однако каждый раз, когда он наливал чаю, он брал десять форинтов и тут же забирал их, протягивая перед всеми свою копилку, которая представляла собой пустую жестяную банку из-под рыбы, он весело подмигивал тому, кто только что бросал десятифоринтовую монету, затем садился среди них и слушал, и веселье ни на минуту не покидало его лица, или, скорее, это было что-то больше похожее на веселье, чем на что-либо другое, и это успокаивало всех присутствующих, так же как вся его личность успокаивающе действовала на тех, кто постоянно здесь ночевал, например, на нищих детей, или на тех, кто ночевал здесь лишь изредка — например, на одного-двух бездомных, если на улице уже стоял сильный мороз — старик говорил лишь изредка, но все же создавал впечатление, что он постоянно готов что-то сказать, а именно, что все будет будет хорошо через мгновение, просто терпение, терпение и терпение, это было лекарство, и иногда он объяснял это на своем родном языке, а именно просто