на улице, к теперь уже совершенно непонятной цели, которая, тем не менее, казалась им понятной, они чувствовали под ногами отвратительную толпу, и если им не удавалось отпихнуть их с дороги — теперь уже не удавалось, потому что на тротуаре их было так много, — то они пытались найти в этой медленно образующейся непрерывной массе место размером с фут, куда можно было бы ступить и продолжить путь без более серьёзных неприятностей, но, разумеется, безуспешно, так как они вскоре наступали то на одну, то на другую жабу, поскальзывались и чуть не падали, но потом восстанавливали равновесие, потом снова падали, потому что это равновесие уже невозможно было восстановить, они давили рукой, которая их поддерживала, то одну, то другую жабу, и вставали, испытывая отвращение, вытирая руки о собственные пальто, постоянно ругаясь, и продолжали идти к этой непонятной цели, которая, тем не менее, казалась им понятной, короче говоря, уже невозможно было не замечать, что город кишели жабами, и невозможно было не придавать им никакого значения, так что если день начался со страха, то теперь они действительно не могли найти слов, чтобы выразить то, что чувствовали, видя все это, — они смотрели на жаб там, внизу, или пытались удержаться среди них, и каждый думал о будущем, думал о том, что из этого выйдет, и вообще: что будет , но все же лучше было бы, если бы они думали только о том мгновении, о том мгновении, которое теперь началось для них, потому что оно уже втянуло их в себя, окружило, опутало, оно раздавило их тела — и не было больше освобождения.
Это было самым трудным — решиться отправить весь персонал домой, но других вариантов не было, он обо всём подумал, обо всём поразмыслил, он стоял в дверях своего кабинета, который, по сути, был просто стеклянным курятником в похожем на коридор пространстве на этом этаже, он стоял там и смотрел на своих людей, потом он думал о сотрудниках, которые были этажом ниже, принимая их во внимание, потом он думал о сотрудниках, которые работали этажом выше, и тоже принимал их во внимание, потом он мысленно оглядел склад, мастерские, склад боеприпасов и крытую парковку, а затем принял решение, он немедленно отдал команду, и его люди немедленно её выполнили, и, честно говоря, он даже удивился, как каждый отдельный полицейский покинул полицейский участок в течение нескольких минут, как будто все они ждали этой команды и уже всё подготовили заранее, но больше всего его удивило то, что все надели
их гражданская одежда, прежде чем они покинули здание, соответственно, он понял: они знали, каждый из его людей знал, что игра для Центрального полицейского участка проиграна, и она была проиграна также и для него, и теперь он мог сидеть здесь, как капитан тонущего корабля, а не как глава полицейского участка, потому что что он мог написать командующим округа, почтовой связи не было, патрульные на мотоциклах, которые занимались доставкой, исчезли без следа, и он не мог позвонить в главный офис, в какой главный офис? и по какой линии? потому что уже несколько дней ничего не работало нормально, ни телефон, ни интернет, ничего, внешний мир исчез, или, скорее, как будто из-за тех же страхов все районы, города и округа страны изолировали себя от мира, он пытался отправить текстовое сообщение, он пробовал электронную почту, он пробовал Tetra, он пробовал все возможные средства связи, но ответа не было ниоткуда; иногда у него было такое чувство, что они его слышат, и они знали, что кто-то звонит, что он пытается до них дозвониться, но они не хотели знать о нем — просто раздавался тихий треск, и линия оборвалась, текстовые сообщения не приходили, электронные письма все возвращались, так что он уже думал, что отправит еще одного патрульного, например, в Чабу, и в конце концов поехал бы сам, но, с одной стороны, все патрульные исчезли, а с другой — в оставшихся полицейских машинах больше не было топлива, он даже не решался близко задуматься о причинах, короче говоря, как бы он ни пытался связаться с миром, эта попытка заканчивалась неудачей, и с этого момента любой абсурд начал казаться возможным; он понятия не имел, какое решение было принято и каким командиром, но ему казалось возможным, что все полицейские участки всей страны, скрывая этот факт друг от друга, не позднее сегодняшнего дня отдали тот же приказ, что и он, это не отступление, решил он с горечью, это было беспрецедентное поражение, дезертирство, но он должен был признать тот факт, что, возможно, все в стране находятся в том же положении, что и он сам, но несомненно было то, что его город, этот город — неважно, что еще происходило