— сразу к делу, будем называть вещи своими именами, если вы меня понимаете, — ну, чтобы перейти к делу, вот здесь, посередине, понимаете, — хотя вы, должно быть, уже это знаете, потому что вы довольно умело с этим обращались, — вы это видите? и он вынул воображаемый магазин, и из магазина большими пальцами переложил воображаемый патрон в другую ладонь, видите, вот этот патрон, он протянул его к себе, чтобы лучше видеть, вот он, вы с этим очень хорошо знакомы, ну, а знаете ли вы также, что под патроном есть немного пороха, который выполняет две функции, одна из которых — он перевернул его и показал ему эту нижнюю часть — заключается в том, чтобы выстрел вылетел из ствола с большой энергией, а что касается другой, то нужно совсем немного энергии, чтобы извлечь следующий патрон из магазина, вы понимаете, ну, конечно, понимаете, и теперь ясно, вы видите, что это не какой-то новый вид тихоокеанского мха, открытый вами, а опасное оружие, и такое опасное оружие — AMD 65 — не может оставаться здесь, потому что мои приятели могут прийти к вам в гости, было бы гораздо лучше, если бы мы уладили это по-другому, обо всем этом позаботились, и он просил его сейчас, просил, сидя на кухонном стуле Профессора и почесывая бороду, чтобы Профессор внимательно записывал каждое его слово, потому что всё должно было идти по плану, который он составил: когда они придут и спросят об оружии, тогда ты достанешь пневматический пистолет и покажешь им его, а ты скажешь им, что просто стрелял из него бесцельно и ни во что другое, потому что ты же ничего не можешь поделать, если эти писаки так легко пугаются, ну, ты говоришь, для этого и нужен пистолет, чтобы просто напугать таких писак, но большего вреда он причинить не может, и на его владение не нужно никакого разрешения, ясно? — терпеливо спросил гость, затем из внутреннего кармана своего длинного кожаного пальто — потому что на этот раз на нём было именно оно — откуда-то снизу пальто он достал что-то похожее на пистолет и сказал: вот, держи, вот
твой газовый пистолет, просто нажми на курок, и он готов, он работает, затем он встал, но, конечно, только сгорбившись, потому что потолок хижины был для него слишком низким, и, сгорбившись вот так, он спросил: так куда ты дел AMD 65, и не было никакого протеста, Профессор ясно видел, что этот тип не собирается больше спрашивать, был ли он для них фигурой уважения или нет, казалось целесообразным отойти назад к одежде, сваленной в задней части хижины без всяких обсуждений, вытащить оружие и передать его ему вместе с оставшимися магазинами и патронами — они тут же скрылись под длинным кожаным пальто — и также казалось целесообразным не дожидаться вопроса, что случилось с пустыми гильзами или магазинами, а молча жестом велеть ему следовать за ними, когда они оба вышли на улицу в заднюю часть, к колонне панелей Hungarocell, где он поднял большую плетеную пластиковую сумку из тайника; другой мужчина взял его, вынес к своему мотоциклу и бросил в ящик, прикрепленный над задним колесом, затем он постоял немного рядом с мотоциклом и пронзительным взглядом впился в глаза профессора —
которая в прошлый раз охладила Профессора, или должна была заставить его кровь застыть в жилах, — он прочистил горло, протянул руку и сказал, что они очень скоро увидятся, потому что с тех пор, как они разговаривали в последний раз, в городе произошли большие перемены, потому что люди говорили, что кто-то приезжает, кто-то, кого они долго ждали, и что все изменилось, все сегодня не так, как было вчера, так что все ставят все на завтра, сказал он, и с этими словами он надел шлем, перекинул ногу через сиденье, поправил на себе длинное кожаное пальто, засунув под него AMD 65, небрежно завел «Кавасаки» и уже выехал задним ходом, и, выезжая задним ходом, переключил на повышенную передачу, и вот он уже исчез, исчез, словно его никогда здесь и не было, и так ловко скользнул среди колючих кустов, что ветви, казалось, даже не дрожали.
Он мог бы связать свою старую овчарку, бормотал он себе под нос, борясь с огромным псом, но, как всегда, когда он приходил сюда, это животное интересовалось гостем лишь ненадолго, через некоторое время прекращая тянуть и рычать, и, словно устав от занятия, оно оставляло гостя в покое —
на этот раз он был один, он улизнул, старый, больной пес, с выпавшей шерстью, слепой на один глаз, он оставил все там и снова лег в свою собачью нору; он вошел по тропинке, хаотично вымощенной осколками
цементом ко входу в усадьбу, и он позвонил в колокольчик один раз, он позвонил в колокольчик два раза, и он позвонил в колокольчик три раза, но он тщетно ждал, чтобы крестьянин вышел, тот не выходил, поэтому он снова забарабанил в дверь, теперь уже со всей силой, и закричал, что происходит, вы что, спите, откройте уже дверь, но дверь не открывалась, и тогда случайно он просто нажал на ручку, и дверь оказалась открытой, что было довольно странно, так как за все время, что он знал этого крестьянина, он никогда не видел, чтобы тот оставлял дверь открытой, даже если был совершенно пьян, он не понимал, что происходит, может быть, он сошёл с ума во всем этом хаосе, кто знает, спросил он, как будто обращаясь к нему, говоря ему, что он уже здесь, на кухне, но никто не ответил, потому что на кухне не было ни души, и вся ситуация была действительно довольно необычной, потому что профессор знал, что рано утром, вот так, в 7:18, он обычно всё ещё был дома — очень давно не держал животных, которых нужно было кормить, никогда не чинил инструменты, никогда не возился с домом, и, кроме того, никогда не ходил в городской бар, потому что почему бы ему не выпить дома, ведь, как он всем говорил, он пил только своё, а если у него и было что-то дома, то чужое пойло ему было ни к чему — так что же здесь происходит, снова спросил Профессор, и только прочистил горло, и всё кричал: «Эй, где ты, выходи уже», но ничего, он открыл дверь в гостиную, ничего, он открыл кладовую, ничего, а именно, когда он уже собирался закрыть дверь, он услышал какой-то стон, он снова вошел, но ничего, однако, когда он собирался закрыть дверь кладовой на этот раз, он словно услышал этот скулящий звук, и поэтому он вернулся и наткнулся на маленькую дверцу, вырезанную в стене в конце кладовая, она была скрыта за досками длиной не менее трех метров, прислоненными к стене, и когда он открыл эту дверь, там был крестьянин, лежащий на земляном полу, лежащий в крови, с разбитой головой, он не мог видеть ни глаз, ни носа, его рот был отвисл, и весь этот человек был полностью изогнут, как плод, и он скулил, потому что в нем, казалось, еще была какая-то жизнь, но это был единственный признак того, что он еще был жив, этот скулящий, Профессор опустился на колени рядом с ним в луже крови, и он попытался поставить его голову в вертикальное положение, потому что она была сдвинута на одну сторону, и рот касался другой лужи крови, и Профессор пытался выпрямить его голову, чтобы крестьянин не захлебнулся, но он действительно не мог заставить себя взять его на руки, он боялся держать его, и