Опять повернулись к нему, а расстроенные глаза попытались сфокусироваться на нем, но не смогли, все еще не смогли, вернее, еще меньше смогли, а просто плавали туда-сюда в глазницах, но выше, так что застряли в правом верхнем углу, — я думаю, — снова спокойным голосом произнес профессор, — вам это будет интересно, я нашел это на крестьянском хуторе, — добавил он, — но это не тот, что я у него купил, это другой, и я не знаю, что это, вы узнаете о нем больше, хотите посмотреть? и Профессор поднял на него глаза: он явно изрядно смутил незваного гостя, потому что теперь казалось совершенно очевидным, что, когда он появился, он не собирался говорить, сейчас было не время для разговоров, потому что он хотел что-то сделать, и именно поэтому он сейчас был смущен, а именно он опрокинулся, и его рот немного открылся, и, с трудом формулируя слова, он сказал: Я Маленькая Звездочка, но я не буду говорить, потому что свет гаснет для тебя, приятель, и это могла быть какая-то старая отговорка, которая принесла ему какое-то расположение, когда он впервые произнёс её среди своих приятелей, и с тех пор он привык выпаливать её, но теперь она оставалась лишь механической и выходила, как банка кока-колы из торгового автомата или пуля, и более того, казалось, что он действительно даже не осознавал этого, он совершенно пьян, это промелькнуло в голове Профессора, но он законченный пьяница, понял он, и только И тут его ударило отвратительно вонючее дыхание, дыхание, выдыхаемое вместе со словами, которые он произносил – короче говоря, сказал Профессор, я покажу его вам, если хотите, и, может быть, вы тоже возьмете его с собой, я понятия не имею, что с ним делать, хорошо? Я встану и отдам его вам, о, вот он, вот он, Профессор указал в дальний угол своей хижины, куда не доходил свет карманного фонарика, и не стал дожидаться знака согласия, а сразу же встал и подошел к бегемоту, который был явно совершенно сбит с толку, поскольку его мозг работал слишком медленно, чтобы он мог понять, что происходит, потому что он пришел сюда кого-то избить, это было очевидно, а не немного поболтать – занятие, к которому он, похоже, был не особенно способен.
— и вот этот тип с тяжелыми одеялами хотел ему что-то дать, но все это проходило через его мозг, давило, как свинцовые гири, профессор был уже там, сзади, в темном углу, и напрасно он вздрагивал от звука, напрасно слышал лязг предохранителя, и напрасно в мозгу его возникала ясная картина происходящего, он был недостаточно быстр, нисколько не быстр, потому что он
не смог помешать этому персонажу повернуться к нему, сделать шаг вперед, и теперь он видел только выстрел и дым, а дальше делать было нечего, ноги не давали ему сделать шаг в сторону, как он хотел, мышцы больше не работали, он просто смотрел на этого персонажа, и тут в последнюю минуту глаза каким-то образом закатились, и он снова увидел еще один выстрел с дымом, устремляющимся вверх, и он услышал, как этот персонаж, все это время не снимая пальца со спускового крючка, кричал, ну вот, теперь ты видишь, это ППД-40, зверь.
Он полностью разнес стену вдребезги, потому что долго не решался убрать палец со спускового крючка, пока не удостоверился, что эти пули прошьют эту гору сала, как если бы это было обычное тело, но наконец он выпустил оружие и бросил его, вернее, выронил из руки, потому что не смел пошевелиться, потому что чувствовал, что сейчас его ждет что-то ужасное, хотя он только что пережил ужасное, он сам его вызвал, и вот жертва лежит перед ним на земле, непостижимая, но не было времени — снова не было времени — думать, или даже понимать, что он сделал, он вытянул руки перед собой и, пошатываясь, вышел из хижины, и только потом он подумал о том, как неосторожно он это сделал, но он действительно не мог сосредоточиться, он спотыкался из стороны в сторону, потому что не знал, куда идти, именно некуда было идти, его инстинкты шептали ему это еще тогда, когда он был спотыкаясь на поляне, он наконец двинулся, сначала медленно, в одном направлении, неважно в каком, казалось важным только, чтобы он не шел ни к городу, ни к хутору, не то чтобы он верил, что есть направление, которое окажется правильным, но ни в коем случае не ехать к городу и ни в коем случае не ехать к хутору, голос внутри него продолжал дребезжать, не ходить ни в город, ни на хутор, никуда, кроме как туда или туда, и он шел, все больше ужасаясь, а тем временем начал накрапывать дождь, больше похожий на мокрый снег, и ветер все дул, так что ничего беспощаднее быть не могло, он наклонился к этому снежному ледяному ветру, идя прямо на него, он не мог думать, он мог только идти, и только одно предложение начало складываться у него в мозгу, только одна мысль, с этого момента он переворачивал ее, и она закружилась у него в голове, неудержимая: нацистские свиньи — вы никогда не получите меня вы никогда не получите.