он мог в плотно натянутом на него пальто, все время отступая в другую сторону на сиденье, к окну, и округлившимися глазами смотрел на этого неизвестного человека, который собирался увенчать свое церемонное приветствие похлопыванием джентльмена по спине свободной рукой, но эти глаза внушили ему неуверенность, поэтому он тоже двинулся к окну, одним рывком распахнул стол и умело — кока-кола лишь слегка звякнула о бутылку красного вина — поставил поднос и сказал, ну что ж, приятного аппетита, сэр, наслаждайтесь домашними деликатесами, и (он уже говорил с порога) не дайте кофе остыть, и затем он ушел, я вернусь через секунду, вот и все, что он сказал, но, возможно, пассажир даже не услышал его.
Он гарантировал, что никто не потревожит его, вернувшись спустя добрых двадцать минут и воскликнув: «О Боже!» он плюхнулся на сиденье напротив себя, выпутался из кондукторской сумки и начал массировать себе ноги выше колен, все время не спуская глаз с пассажира, и повторял, что нет никаких причин для беспокойства, этот поезд — сам «океан спокойствия», и только представьте себе, сэр, сказал он, во всем этом вагоне нет никого, кроме вас, к сожалению, так оно и есть, сказал он, разводя руками, с этими будничными утренними маршрутами, и затем он медленно выдохнул воздух, отчего умеренный запах чесночной колбасы ударил в пассажира, сидевшего напротив него, так всегда в будний день, знаете ли, или если это не какой-нибудь большой праздник вроде Рождества или Пасхи, когда все спешат в Вену, чтобы купить то, чего не могут купить дома, — конечно, вы, сэр, подумаете о предметах роскоши, — потому что люди способны поехать туда даже за одеколоном или ночной рубашкой; он — кондуктор указал на себя — не понимал таких людей, для чего всё это накопление, если распродажа или распродажа, на кой чёрт всё это, сказал он ему; ему, кондуктору, хватало того, что было, немного, но хватало, он мог сводить концы с концами, дети все разлетелись, он вполне мог прожить со старушкой на то, что у них было, ей не нужен был никакой одеколон, или какие-то нелепые безделушки, или как там это было в моде, или этот не знаю-даже-какой-то iPhone, или как там его называют, ну, он никогда не мог уследить за этими названиями, короче говоря, она была рада какой-нибудь милой вещице в гостиной, например, в этом году ей подарят на Рождество новую вешалку для одежды, они уже решили, потому что, слава богу, старушка не была стяжательницей
Типа, им нужна вешалка, решили они, и вот это будет ей подарок, они всё осмотрели, у них почти хватило денег на неё, так что вешалка будет, Рождество будет чудесным, джентльмен должен поверить ему, когда он говорит, что они счастливы, у них есть всё необходимое: хороший телевизор, мебель, всё, четыре с половиной года до пенсии, и что ж, тогда он будет рад сказать: большое спасибо, хватит, с него хватит, больше никакого стресса, связанного с этой работой, потому что постоянно что-то всплывало то тут, то там, и вот недавно, как раз в прошлый вторник, как раз на этом маршруте, идущем только в Вену, какая-то албанская банда затеяла драку, это была настоящая перепалка, и он еле-еле смог спрятаться в вагоне-ресторане наверху, пока им не удалось остановить поезд и не подошла полиция, всегда что-то происходило, так что когда человек возвращался домой, он был просто комком нервов
— и для него тоже, когда он закончил смену и наконец смог сесть в кресло перед телевизором, он чувствовал, как дрожат мышцы на ногах, вот здесь, смотрите — он указал на свои бедра — серьезно, стресс, нервы, все это выплеснулось наружу, когда он сел в кресло, но ему оставалось всего четыре с половиной года, и это был бы конец, потом наступило бы, как говорится, спокойствие старости, и он был более чем готов к этому, потому что человек никогда не может быть спокоен, даже сейчас, вот этот почти пустой поезд, в нем почти никого, но вы увидите, как только мы доберемся до Келети, как они носятся как сумасшедшие, потому что беженцы нагрянут туда, тащат что могут: пластиковые бутылки, пакеты с едой, маленькие бутылочки, большие бутылочки, они несут все, кто знает, они как нищие, без родины и даже, как они говорят, крыши над головой, и уже много лет они просто приходят и приходят, и они просто валяются повсюду — он не сказал, что ему их не жаль, ему их жаль, но только издалека, потому что если бы он подошел к ним близко, ну, сэр, вы бы даже не смогли представить себе эту вонь, потому что они даже не моются, они паршивые, и этот запах мочи, вас действительно стошнило бы, и весь город полон ими, особенно вокзалы, и особенно подземные переходы, и особенно станция Келети, он не мог себе представить, как столько людей могло прибывать неделю за неделей, ничего подобного не было при Яноше Кадаре, хотя при Кадаре... ну, но тогда Кадар дал всем работу, квартиру, хлеб, он не сказал бы, что те времена должны вернуться или что-то в этом роде, но вы должны были признать, что тогда было все, пусть даже и совсем немного, но тогда было