Это не причиняло ему особого дискомфорта, но с этого момента в каждом купе сидел пассажир, они молчали, однако его непосредственные попутчики в этом шестом купе вагона первого класса либо листали страницы какого-нибудь глянцевого журнала, либо — по большей части — были заняты своими смартфонами, все головы опущены, как будто каждый пассажир сидел в какой-то непроницаемой сфере, поэтому ему не составило труда (за исключением тех нескольких беспокойных мгновений, когда новые пассажиры садились в поезд и находили место, чтобы сесть) вернуться к своему занятию в предыдущем поезде, а именно, к созерцанию пейзажа, и этот пейзаж радикально отличался от того, что он видел по пути в столицу: здесь среди вспаханных полей, простирающихся в бесконечность, появлялись разрушенные фермы, которые затем уносились прочь один за другим, одинокие акации и кролики, прячущиеся в вспаханных канавах при звуке поезда, косули, убегающие в испуге, и если какое-то смутное детское воспоминание об этом сохранилось в ему, тогда эти бесконечные вспаханные поля были бесконечны по-другому, усадьбы были разрушены по-другому, и одинокие акации, и притаившиеся кролики, и олени, убегающие в испуге, были разрушены по-другому, одинокие, притаившиеся и убегающие по-другому
по-другому, это Великая Венгерская равнина, подумал он, здесь небо ниже, земля мрачнее — вспаханная канава, фермы, кролики и косули, извилистые грунтовые дороги, и во всем этом само Небытие казалось гораздо более заброшенным, чем в его смутных детских воспоминаниях, и все же — несмотря на все это — эта заброшенность, этот бесконечный паралич повсюду были сладки ему, все вернулось, все его воспоминания об этом пейзаже, потрескавшиеся воспоминания о детских путешествиях, привычные летние волны жары и зимние снега, он цеплялся за стекло поезда, словно магнитом притягиваемый, и он смотрел на пустынный вид там, потому что он был ему дорог и трогателен, и по мере того, как поезд шел вперед, все глубже и глубже в это унылое, холодное, заброшенное ничто, он говорил себе: Боже мой, я снова здесь — здесь, на пути к тому, что неофициально называлось «Страной Штормов», в Бекеше Графство, по дороге домой — где, как ни странно, все было точно так же, как и в прежние времена, потому что здесь, по сути, ничего не изменилось.
Я совершенно не представлял, кто этот парень сидит напротив меня у окна. Он производил довольно странное впечатление, я это видел, он рассказывал позже дома, когда перед ним поставили его любимое блюдо — миску дымящегося картофельного супа с лавровым листом, — но кто, чёрт возьми, мог подумать, что это будет знаменитый барон? И, похоже, никто его больше не узнал, так что мы упустили свой шанс, прямо скажем, он был таким вытянутым парнем — он отвечал на вопросы за столом — у него были зверски длинные руки, длинное тело, длинные ноги, даже шея была длинной, и голова тоже, как будто тянулась вверх, тонкая, начинаясь от подбородка и взмывая ввысь, ну, я никогда не видел такого высокого лба, хотя видел пару неуклюжих типов в своё время, но я говорю, что при этом он был таким тощим, как старая покосившаяся кляча, тянущая цыганскую телегу, настоящая веревка. фасоль, да, но, конечно, в самой лучшей одежде, какую только можно себе представить, и, может быть, между восемьдесятью и смертью, но выглядел хорошо, глаза у него были черные, брови густые, у него был хороший длинный нос, узкий подбородок и столько густых роскошных волос там наверху, о которых я, теперь, когда мне было под пятьдесят, мог только мечтать, но совершенно седой, ну, неважно, скажем так, длинноногий старикашка, но с другой стороны, дети, он был полным психом, потому что было также видно, что его взгляд просто блуждал, понимаете, он смотрел, но на самом деле никуда не смотрел, точь-в-точь как какой-то судорожный, хотя я и не особо за ним следил
ну, просто у меня хорошая память, понимаете, и мне хватило пары мгновений, чтобы всё это запомнить, это же моя профессия, этим я зарабатываю на жизнь, и этим я вас тоже содержу, то есть, ничего, понимаете, ничего мне о нём в голову не приходило, я бы его опознал, но как-то — одному Богу известно, почему
— Я даже не думал о том, что барон вернется домой, а эта фигура сидит там у окна, он не отрывает глаз от окна, и это могло бы быть интересно, я сидел там по диагонали от него, я мог бы поговорить с ним, понимаете, я мог бы немного поболтать с ним, и, может быть, он бы заинтересовался технологиями безопасности — да и зачем? Потому что для человека с таким богатством не так уж и невероятно, что он захочет узнать что-нибудь о новой системе сигнализации или двух — и у меня даже была с собой сумка с инструментами, я мог бы показать ему несколько прототипов, ну, ничего, этот шанс упущен, дети, не беспокойтесь, наконец закончил он свои мысли, все как-нибудь и без этого образуется, и убавь звук, потому что новости закончились, а вот этот восхитительный картофельный суп, давайте его есть, дети, есть его, потому что если мы его не будем есть, все остынет.