Боже мой, вырвались слова из уст домашнего врача, и в досаде он взглянул на небо, — да, здесь, в кооперативных конюшнях, есть такая ловушка, повторил он громче, чтобы заглушить «Боже мой», вырвавшееся из уст домашнего врача, которого он, по-видимому, уже сильно ненавидел, и поэтому — он продолжал неторопливым шагом идти к стоявшей перед ним делегации, которая была на крайнем пределе своих возможностей.
терпение — так что же нужно для такой ловушки? что ж, это хороший вопрос, и с его собственной точки зрения... тут он остановился на полуслове и начал носком сапога перекатывать камешек по грязной земле... что ж, я лично думаю, что для такой ловушки понадобятся четыре лошади — Боже мой, наконец, промолвил в сторону домашний врач, все еще устремляя глаза в небеса; и скажите, пожалуйста, — теперь уже более опытный из группы продолжал, улыбаясь, — было видно, что он убежден, что он один понимает, как разговаривать с конюхом на его родном языке, — скажите, пожалуйста, чтобы было четыре лошади, сможете ли вы их хорошо снарядить? потому что это будет большой праздник, вы знаете, да, конюх прервал разговор одним коротким словом, и к удивлению всех присутствующих, он повернулся на каблуках и пошел в конюшню следом за ним, так что они были вынуждены следовать за ним, идя по земле, которая стала грязной от дождя, хотя они дошли только до порога, потому что конюх закричал на них, говоря, что они думают, они не могут войти туда, поэтому они немедленно остановились на своих местах и сказали ему: хорошо, хорошо, мы не войдем, только скажите нам, можете ли вы доставить двуколку с четырьмя лошадьми на станцию к четырем часам, почему? — спросил конюх, даже не оборачиваясь, потому что как раз в это время он принялся укладывать подстилку для кобылы, все время ругая конюхов шипящим голосом, где же они, черт возьми, — почему именно в четыре часа, проворчал он и с силой вонзил железные вилы в забрызганное навозом сено, но делегация этого не слышала, потому что они вышли из конюшни, вернулись по грязи к служебной машине, отряхнулись, насколько смогли, от грязи с обуви, потом поспешили прочь с территории конноспортивного кооператива, а он остался один с загаженным сеном и все твердил и твердил: вот они их здесь и оставляют, вот они и могут оставить этих бедных животных здесь, в этом дерьме, ну, у них даже нет ни капли сочувствия, потому что они должны хоть немного уважать этих бедных кляч, но эти типы не уважают никого и ничего, и я их выжму шеи, эти избалованные бездельники, я собираюсь свернуть им шеи одну за другой, вы думаете, я шучу, но это не так.
Это не работает, просто не работает, хотя мы и делаем все возможное, но мы к этому не привыкли, мы знаем такие песни, как «Эта маленькая девчонка, эта коричневая маленькая девчонка»,
или «Пусть зайдет утренняя звезда», или «Черный коршун снес три яйца»,
Ну, мы всегда знаем, как их петь, но эта новая песня, она
Слишком много для нас, и каким-то образом это просто не хотело идти в наши уши, потом нас не стало достаточно, потому что Ючика не появилась, или пани Хоргош, или Рожика, или тетя Кати, или — ну, на самом деле, тетя Маришка или даже не ее соседка, ну, как ее зовут, не приходит в голову, ну, неважно, но дирижер хора просто заставил нас, бедняга просто включил магнитофон десять или двадцать тысяч раз, чтобы мелодия попала в наши уши, но она не шла, она вообще никак не хотела идти, я не говорю, что мы не хотели ее выучить, мы хотели, и поэтому в конце мы были, все в кругу вокруг этого магнитофона или что это было, как будто это были ясли Господа нашего Иисуса Христа, и мы пытались, и мы пытались, мы напевали «Не плачь для меня, Арне», вслед за ним, ну опять же, и это было действительно трудное слово, оно просто не укладывалось в голове, это слово Аргинта, ну, как оно, я опять забыл... Ар, Ар, ей-богу, я неправильно говорю, Ар-ген-ти-на, ну, вот именно, это всего лишь одно слово, но оно было для нас таким странным, как будто оно было написано на Луне, мы должны были петь его вслед за ним, но мы просто старались и старались, потому что потом мэр тоже приехал, ну, он очень занервничал, когда услышал, как это не работает, и поэтому он говорит нам, ну, дамы, это всего пять слов, или что, ну, пять или около того строчек, и есть только эта маленькая мелодия, ну, это не может быть слишком много для вас, дамы, но господин мэр, это слишком, мы сказали ему, вот мы тут хлестаемся и хлестаемся уже час, но нет ли чего-нибудь еще, мы могли бы спеть что-нибудь по-настоящему приятное для великого джентльмена, говорит ему миссис Хоргос, потому что у нее длинный язык, и это озорство сыплется из нее целый день, так что она говорит, что теперь будет делать г-н