Впрочем, Персиваль старается не приглядываться слишком сильно - всегда есть ощущение, что переборщив можно случайно нырнуть в обманчиво реальный рисунок. И дело не в абсолютной точности деталей, а в том, что Криденс идеально улавливает настроение и переносит его на бумагу так живо, что статичный рисунок кажется более волшебным, чем самая искусная колдография.
И еще Криденс не любит рисовать людей - кроме двоих, - поэтому их никогда нет на его рисунках, даже в качестве безмолвных статистов. Он просто вычеркивает людей из пейзажа и иногда подселяет в него зверей, которых там наверняка не было.
Хотя кошки, наверное, были.
Персиваль переворачивает страницу, открывая новый рисунок.
- Криденс не хочет осваивать движущиеся портреты, - ябедничает Ньют, внезапно оказавшийся у них за спиной. - Не то чтобы я сильно настаивал, но я считаю, что такой талант надо развивать.
- Мне не нравится рисовать людей, - бормочет Криденс, с надеждой глянув на Персиваля, как на извечного арбитра в любых спорах. - И мне совершенно не понравится, если они будут двигаться. Это жутко.
- Тогда рисуй животных, - Персивалю выход кажется очевидным и он искренне недоумевает, почему его умные мальчики не додумались до этого сами, даже Ньют, совершенно помешанный на своих зверях.
Криденс сияет, переворачивая еще одну страницу - там морской пейзаж, от которого так и веет слабым ветерком в раскаленном воздухе и терпко-соленым запахом моря.
- А вообще, рисуй что хочешь, - добавляет Персиваль. - Просто не стой на месте, развивайся.
Ньют одобрительно кивает, перебирая тонкими пальцами волосы Персиваля, почесывая его по затылку словно своего любимого зверя.
Криденс, всегда голодный до прикосновений и ласки, вновь прижимается теснее, блаженно вздохнув, когда Персиваль обнимает его рукой за пояс, почти случайно скользнув ладонью под кричаще-лимонную рубаху. Криденс в ответ на нечаянную ласку прихватывает зубами мочку уха и издает тихий-тихий стон, улыбнувшись укоризненно покачавшему головой Ньюту.
- Над чем ты там шаманишь на кухне? - аврор запрокидывает голову, чтобы встретиться взглядом с Ньютом.
- Новый, совершенно волшебный рецепт кофе. Я уже скоро закончу, - Ньют наклоняется, скользнув ладонями по плечам под расстегнутую до груди рубашку.
- Продолжишь в том же духе и закончишь еще очень нескоро, - обещает Персиваль, чуть наклонив голову, чтобы удобнее было целовать улыбающегося Ньюта. Криденс горячечно дышит в шею, покрывая кожу короткими поцелуями и продолжая расстегивать мелкие пуговицы на рубашке, останавливаясь только когда тонкая ткань распахивается, обнажая крепкое, поджарое тело.
- Да я даже не начну, - на выдохе сообщает Ньют, едва глянув на Криденса, аккуратно убравшего подальше альбом с рисунками и нечаянно скользнувшего по коже мужчины полупрозрачными лентами обскури.
Персиваль нравился обскури - слабо изученная магическая сущность то и дело тянулась к аврору приласкать, и Грейвс, убедившись, что вреда от этого никакого, привык, хотя всегда чуть вздрагивал от первого прикосновения, казавшегося слабым, почти неощутимым разрядом чистой магии.
Вот Ньюту такого не перепадало и, хоть он и был расстроен как исследователь, как обычный волшебник он этому тихо радовался - не думал, что ему понравится.
Нюхль, потревоженный оказавшимся слишком близко Криденсом, рассерженно ворчит и, неуловимо взмахнув лапой, стаскивает с тонкой шеи цепочку с подвеской-камнем, которых на Криденсе, наверное, с полдюжины, как на каком-нибудь древнем африканском царьке.
- Сам виноват, - смеется Ньют, заметивший этот маневр. - Нечего зверя отвлекать от его любимца.
- Он ревнует, - Криденс закатывает глаза. - Я вам обоим точно говорю, что он меня не любит и терпит только из-за вас.
- Скоре всего так и есть, - авторитетно соглашается Ньют, наклонившись, чтобы потрепать зверька за ухом - тот не выглядит слишком довольным, и жмется к Персивалю, успевшему запахнуть расстегнутую рубашку.
- Кофе, - с улыбкой напоминает он Ньюту. - Волшебный танжерский кофе, ты обещал.
И Ньют выполняет обещание, отправившись на кухню в компании Криденса, решившего, что аврору нужно дать хотя бы пару минут, чтобы передохнуть. Персиваль знает, насколько это сложно для Криденса, но тут же утешает себя мыслью, что это Ньюту сейчас достаются частые будоражащие прикосновения, его Криденс, изголодавшийся по ласке, целует в шею, в плечо, лезет загорелыми ладошками под рубашку, чтобы огладить выученные изгибы, выученные шрамы.
Чтобы отвлечься от дурманящего Танжера - а это сложно, потому что вся огромная квартира пропахла пряностями и благовониями, - Персиваль берет в руки другой альбом, оставленный Криденсом на кофейном столике. Он более потрепанный, чем альбом с танжерскими зарисовками, и плохо прикрепленные к переплету листы норовят разлететься по всей комнате.
На одном из набросков Персиваль узнает себя, сидящего за бумагами в кабинете. Криденс часто оставался рядом с ним, когда Ньют надолго отлучался в чемодан. Сидел в удобном кресле в углу кабинета, зачастую забираясь в него с ногами, читал книги, и Персиваль был уверен, что Криденс никогда там не рисовал. Но набросок очень уж живой, очень правильный, так что куда больше вероятность, что это Криденс успел достать альбом и сделать зарисовку, а Персиваль просто не заметил.
Хотя, возможно, у мальчишки просто замечательная память, потому что следующий рисунок - Ньют, совершенно обнаженный, устроившийся на постели так, чтобы ласкать ртом пальцы Персиваля.
С этого они часто начинали свои игры - Ньют насаживался ртом на пальцы, постанывая и изгибаясь всем телом, и только потом начиналась настоящая игра.
Как за этим наблюдал Криденс, Персиваль прекрасно видел. С азартом, жадно, всегда норовя приласкать беззащитного и совершенно открытого в такие моменты Ньюта.
А на следующем рисунке Ньютон уже один - распластавшийся по широкой кровати, выгнувшийся, с приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами, как живой - даром что картинка неподвижна.
Дальше снова идут наброски зверей, зданий и пейзажей, так что и этот альбом аврор откладывает в сторону, на пару мгновений прикрывая глаза, чтобы обдумать увиденное.
Увиденное ему понравилось и догадаться о чем мечтал Криденс, любовно вырисовывая приоткрытые в стоне губы было не очень сложно.
Другое дело, что мальчик толком не научился еще рассказывать о своих желаниях, но процесс обучения должен проходить постепенно и торопить Криденса никто не собирался.
- Размышляешь, сколько поправок к действующему законодательству нужно обсудить с госпожой Президентом на этой неделе? - весело интересуется Ньют, расставляя на столе тонкие, чуть ли не прозрачные фарфоровые чашки.
- Семнадцать, - на автомате выдает Персиваль под фырканье Ньюта. - И двадцать три подпункта.
- Ужас, - раздается над ухом голос Криденса. - Перестань об этом думать. Немедленно.
- Раскомандовался, - усмехается Персиваль, мягко пощекотав изящную шею, отчего Криденс, прикрыв глаза демонстративно мурлыкает.