Аврор наклоняется, чтобы поцеловать его. Приободрить, похвалить - и поблагодарить тоже. Зарывается обеими руками во влажные, но удивительно шелковистые волосы, не давая мальчику отстраниться, и Криденс потеряно стонет, цепляясь пальцами за плечи, пока обскури, кажется, вовсе без его участия, стаскивает с него всю одежду, оставляя полностью обнаженным и пропадая, словно и не было его здесь.
Только Ньют наметанным глазом успевает заметить, как провокационно-чувственно скользнули серые ленты вдоль тела возбужденного юноши, заставляя его еще ближе податься к целующему его мужчине, еще жарче ответить на поцелуй.
- Продолжишь? - беззвучно спрашивает Персиваль у раскрасневшегося Криденса, будто он бы смог ему отказать.
Воздух становится густым, горячим, отчетливо наполненным запахом возбуждения, когда Криденс с негромким стоном берет в рот одновременно с тем, как Персиваль тянет к себе Ньюта для очередного поцелуя, попутно раздевая его при помощи заклинания, чтобы руки были свободны, чтобы можно было зарыться одной ладонью во влажные черные волосы, другой - в спутанные рыжие, и обоих своих любовников притянуть ближе, сливаясь воедино с ними двумя.
Криденс на очередном глубоком движении протяжно вздыхает, выгнувшись всем телом, выпускает изо рта член, виновато лизнув головку, и обращает на аврора просящий, полный возбуждения взгляд, словно щенок на разъезжающихся лапах проседая на пол.
Тогда Персиваля удивляет Ньют - грациозно соскальзывает вниз, садясь рядом с Криденсом, многообещающе целует его, погладив по зарозовевшей щеке, и тянет парня за собой - наклониться, вдвоем приласкать истекающий прозрачной смазкой член. Сомкнуть губы на головке, имитируя страстный поцелуй, вдвоем скользнуть языками вдоль увитого набухшими венками ствола, по-очереди обласкать потяжелевшую мошонку, заставляя Персиваля негромко, но вполне отчетливо стонать.
И никто особо не удивляется когда через мгновение все трое оказываются в спальне, на широкой, удобной для троих постели - никто даже не смог бы точно сказать, чье это было заклинание. Скорее уж четкое, яркое желание, чем настоящее заклинание.
Криденс прогибается словно кошка, подставляя для поцелуев спину, иссеченную тонкими шрамами, которых он только недавно перестал стесняться, и узкие, аккуратные бедра, загоревшие несколько больше, чем это было бы прилично.
И это безумно возбуждает.
Ньют солнца избегает и смотрится рядом с Криденсом выточенной из слоновой кости фигуркой - изящный, светлокожий, жадно наблюдающий за тем, что происходит между обскуром и аврором. Его Персиваль гладит по груди, задевая пальцами маленькие чувствительные соски, и снова возвращается к Криденсу, зная, что они с Ньютом успеют насладиться друг другом чуть позже, когда нетерпеливый мальчишка, целующий пальцы Ньюта и покачивающий задницей перед Персивалем, будет приходить в себя после долгожданного оргазма.
Криденс податливый и мягкий - готовился, - поэтому входить в него, почти не встречая сопротивления, только тугое, жаркое давление со всех сторон - изысканное удовольствие.
Удовольствие, которое Персиваль растягивает, на сколько может, двигаясь медленными, изматывающими терпение толчками под аккомпанемент постанываний Криденса и тяжелого, сбившегося дыхания Ньюта.
Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, в каком он восторге от происходящего. Ньют любит наблюдать - за всеми и за всем, и картина, открывающаяся ему сейчас, явно лучшая за очень долгое время.
Ему нравится погружать пальцы в рот Криденса, облизывающего их словно это головка члена раздвигает его губы, нравится гладить Перси по крепкому бедру, чувствуя движение мышц под гладкой кожей от каждого неторопливого, но выверенного движения. Нравится наблюдать, приподнявшись, как толстый член медленно растягивает обычно аккуратную розовую дырочку, сейчас туго обхватывающую возбужденную плоть. Нравится касаться кончиками пальцев места их соединения, целуя Персиваля и чувствуя, как дрожит Криденс, отзываясь тонким, протяжным стоном.
Персиваль обнимает Ньюта за пояс, притягивая еще ближе, целуя обветренные пустынным воздухом губы, нетерпеливо кусая подставленную шею, одновременно сжимая ладонью маленькую, упругую ягодицу - почти до синяков, так, как Криденс любит.
- Ложись, - Персиваль мягко подталкивает Ньюта на постель, и тот с готовностью раскидывается на широком ложе, влюбленно и совершенно счастливо глядя на обоих.
Несколько четких выверенных движений нужно, чтобы уложить подрагивающего от возбуждения обскура на выгнувшегося навстречу Ньюта, тут же крепко обхватившего бедра Криденса коленями.
Персиваль гладит мальчика по затылку, когда тот замирает, уткнувшись лицом в шею Ньюта - как же он этого хотел, как желал этого всю их последнюю поездку, но так и не решился сказать. А Ньют привычно не заметил - он никогда не замечает таких вещей, зато если с ним быть достаточно прямолинейным, он ответит такой же прямолинейностью и искренностью.
Здесь же главное дать понять, что желание взаимно. Не сейчас, так чуть позже Криденс может получить все, чего он хочет - так в его нынешней жизни обычно и происходит.
Сейчас ему и не нужно исполнения всех желаний сразу, сейчас ему слишком хорошо от двигающегося внутри члена, неизменно, на каждом движении заставляющего Криденса вскрикивать от рассыпающихся под закрытыми веками радужных искр удовольствия. Хорошо от ладони Ньюта, привычно и правильно обнявшей оба их члена.
Этим они занимались часто, так часто, как позволяла занятость Ньюта, потому что Криденс всегда голоден до ласки. Они ложились рядом или стояли так близко друг к другу, что почти сливались воедино, и Ньют идеально правильными, равномерными движениями их обоих доводил до пика.
А на самой вершине, дрожа и притираясь друг к другу вспотевшими телами, они целовались, стонали имена друг друга и еще одно - человека, которого им обоим так отчаянно не хватало все это время, который точно знал, что, на самом деле, им обоим нужно.
Персиваль неторопливо ведет ладонями вдоль тела любовника, на мгновение сжимает бедра, и наклоняется к подставленному беззащитному загривку, толкаясь жестче и сильнее, чувствуя, как Криденс в ответ благодарно стонет куда-то Ньюту в ключицы, сжимаясь внутри и дрожа всем тонким, чувствительным телом.
Он что-то бормочет - неразборчиво, быстро, прося не останавливаться, не оставлять его, всегда быть рядом, любить его - и тонет в ласке, в искренних и вселяющих уверенность обещаниях, в сильных, глубоких движениях, вышвыривающих его все дальше и дальше за грань обыденности.
Его оргазм стихает вместе с долгим, протяжным стоном, сменяясь сладкой истомой и едва слышными постанываниями - откликами на любое прикосновение, любой поцелуй ему достающийся. Его сейчас можно только аккуратно уложить на постель, дать насладиться долгими послеоргазменными ощущениями - зыбкими, едва уловимыми и совершенно прекрасными.
Ньют, порочно облизнув ярко-алые губы, тянет Персиваля к себе.