Я шла к хижине, спрятанной среди ив. Ноги грузли в песке, на плечах оседала мелкими точками противная морось. До хижины было каких-то двадцать шагов, но я так устала, что с трудом переставляла ноги.
Гремело.
Ветвистые молнии путались в пухлых боках туч. И озеро гневалось, накатывало на берег пенистыми оборками волн. Утаскивало мертвых рыбин в воду, взамен выбрасывая новых.
Пахло смертью. Кровью. Карамельным кеном. И чем ближе я подходила к хижине, тем отчетливее становился запах.
Дверь оказалась сломанной — повисла на одной петле, накренилась, и оставляла борозды в мокром песке, когда я оттаскивала ее, чтобы втиснуться. Внутри хижины было темно и сыро. Из-под ног с тонким писком бросились во все стороны мыши. Под подошвами хрустело битое стекло. Пару раз я стукнулась ногой о что-то твердое и один раз споткнулась и чуть не полетела на пол.
Тогда меня схватили за руку. И хриплый голос Эрика шепнул в самое ухо:
— Беги!
Наверное, я побежала по инерции — жила все еще хранила его отпечаток, а жена должна слушаться мужа. При жизни у меня это не очень получалось, может, после его смерти смирения прибавилось. А может, я побежала не потому. Эрик никогда мне не врал, и сейчас в его голосе чувствовалась тревога. Страх за меня.
Потемнело резко. Небо спустилось ниже и, казалось, давило на плечи. По щекам хлестали ветви обступивших домик ив. Ноги путались, грузли в вязком песке.
Со всех сторон окружали тени. Тени шептались и шушукались, а еще, казалось, смеялись надо мной. Я бежала, не разбирая дороги, меня гнал страх, собравшись в районе солнечного сплетения тугим жгутом, побуждал уходить.
Только вот уходить было некуда. Тени окружали. И песок под их полупрозрачными ногами пропитывался кровью.
— Беги же, глупая, ну!
Я обернулась, но за спиной никого не было. И гроза проглотила слова Эрика, перемолола в грозовые раскаты.
Я не боюсь. И не побегу больше! Устала бегать от теней, и призрачными мирами меня больше не запугать.
— Зачем ты снишься мне? — прошептала в темноту, и небо недовольно заворчало на неугодный вопрос. — Зачем приходишь?
Ведь я пытаюсь жить. Стараюсь изо всех сил выгнать холод, которым напитывают эти сны.
— Он должен был убить тебя, — шепнули мне в ухо, но на этот раз это не был голос Эрика.
Женщина. Тихий, опьяняющий тембр, насмешка в каждом слове и уверенность в победе. Я слишком хорошо ее знаю, чтобы с кем-то спутать!
Обернулась и тут же отступила на шаг. Не от страха, по инерции. Во всяком случае, я убедила себя, что больше не стану ее бояться.
— Ты мертва! — выплюнула ей в лицо, на всякий случай пряча руки за спиной.
— А ты — жива, что ли? — усмехнулась Герда. — Зачем пришла? Здесь он мой.
— Неправда, — выдохнула я, глотая ком в горле, и тени зашептались активнее, приближаясь к нам, окончательно беря в кольцо.
— Он мой, — повторила она, становясь серьезной. — И его. — Она указала рукой в сторону хижины, и я замерла, проследив за ее взглядом…
Эрик был один. Стоял на коленях перед Хауком, опустив голову, и не шевелился. А яркие щупальца извивались над его головой.
Я рванулась к нему и тут же упала. Тени метнулись, опутали ноги, руки, накрыли лицо, и я провалилась…
…Выползать из кровати было тяжело. Лениво. Хотелось прижаться к Владу и лежать до утра, слушая спокойное дыхание и ритмичный пульс. Смотреть, как в фазе быстрого сна дрожат его ресницы и двигаются веки. Вдыхать запах весны из приоткрытого окна. Гнать тени подальше, говорить себе, что это только сон, что ничего плохого не произошло.
Только вот это неправда. Я пророчица и привыкла доверять собственному дару. Сейчас он говорил мне, что Эрик в беде. Где-то там, куда мне не попасть, откуда его не вытащить.
Кофе монотонно капал в чашку, за окном медленно, неохотно просыпался мир. Первые солнечные лучи показались из-за горизонта, поползли по влажным от утреннего тумана крышам.
Я вышла на балкон, завернувшись в плюшевый плед, прислонилась к перилам, обняла чашку двумя руками. Наверное, сейчас мне должно быть хорошо. Легко. И воздух обязан казаться вкусным.
Не спорю, ночью я освободилась. Вспыхнула изнутри, откликаясь на чужое тепло. Пробудила себя прежнюю, и прежние эмоции проснулись тоже. Кому я вру, я все еще восхищаюсь этим человеком — его волей к жизни, его силой, стойкостью. Целеустремленностью. Тем, что несмотря ни на что, он все еще рядом со мной.
И я рядом. После этой ночи многое между нами поменяется, и это было бы, бесспорно, к лучшему, но…
Эрик в беде.
— И ты можешь помочь.
Гуди выглядел умиротворенным, счастливым даже — его лицо сияло в рассветных лучах, хоть кино снимай. Я не впечатлилась. Наверное, потому что не ожидала его увидеть и от неожиданности расплескала кофе и обожглась.
— Эффектные появления — явно твой конек, — проворчала я, ставя чашку на низкий столик у дивана. — Только я не могу. Ты сам сказал.
Гуди покачал головой.
— Я сказал, что он не вернется, а не что ты помочь не можешь.
— То есть… как?
Слова куда-то подевались. Как и мысли. Все, что я могла — смотреть на Гуди, не моргая, и издавать нечленораздельные звуки. Я могу помочь Эрику? И если могу, то почему Первый молчал в нашу последнюю встречу?!
— Ты сольвейг, и можешь кое-что.
— Найти его…
— И это тоже.
— Но я везде искала! Убивала, нашла Альрика, писала в дурацкой книге. И никто, даже сам Арендрейт, не сказал, где Эрик!
— Зачем, если ты и так знаешь? — усмехнулся Гуди.
— Я не знаю! И хватит говорить загадками! От вашей древней таинственности меня уже тошнит.
— Он там, где ты его оставила. Там, где оставляешь каждое утро.
— В моих снах?
Гуди кивнул. Уголки его губ растянулись в улыбке, но глаза оставались грустными.
— Это его мир. Тюрьма, в которую он запер себя, и лишь сольвейг может попасть туда.
— Мир искупления…
Перед глазами поплыло, рассветное утро растеклось пятнами, ноги дрогнули, и я схватилась за перила, чтобы не упасть.
Он там один. Совсем один. И все эти тени — его демоны, отголоски прошлого, за которое он, бесспорно, себя винил. Раскаивался.
Хотел наказать?
Но если это его мир, то я могу туда попасть! Я уже была у Тана и у Альрика, значит, и к Эрику попаду. Нужно лишь найти жреца, нужно…
— Не получится, — прервал мои мысли Гуди. — Эрик поставил защиту. — И добавил, прищурившись: — От живых.
— Не хотел, чтобы я его нашла, — догадалась я.
Диван оказался близко как нельзя кстати. Мягкий, с высокой спинкой, на которую можно было примостить налившийся тяжестью затылок.
Эрик хотел спрятаться от меня. После смерти, чтобы я не искала… Чтобы отпустила. Жила.
А он уж как-нибудь сам, ведь он всегда умел сам… до меня. И я бы отпустила, наверное. Однако сны. И тени. Герда, смеющаяся в лицо. Пусть ненастоящая, выдуманная, как и Хаук.
Выдуманная ли боль? А одиночество? Холод, который подбирается к ногам, поднимается вверх, опутывает грудь ледяными оковами.
Из мира искупления не выбраться одному.
— Что же мне делать? — спросила я, не обращаясь к Гуди, но он с ответом не спешил — медлил. Показалось, ответ дался ему нелегко.
— Ты вправе решать, Полина.
Выбор.
Судьба. И предсказания, которые всегда сбываются. Ведь не зря существует та книга. Барт верил, что мне суждено выбирать, но знал ли он, что выбирать будет так непросто?
Влад прав, я люблю жизнь. Несмотря ни на что. Смогу ли? Сумею ли… и если да, то не буду ли жалеть?
Гуди ушел, а я еще долго стояла на балконе, глядя на город, умытый солнцем. На запруженные дороги, на пешеходов, спешащих по делам. На мой мир, который придется оставить, если решусь.
За спиной, в квартире с современным ремонтом, на широкой кровати спал мужчина, которого я любила. И впервые он был таким, каким я хотела его видеть всегда.
Эрик ушел, оставил меня. Влад не оставил бы никогда. Но пока я скади, мертвец будет управлять мной. Этот мертвец Эриком не был. Он не имел отношения к тому, кого я любила. Бесплотный дух, ниспосланный, чтобы меня мучить.