Назар улыбнулся.
— Оставим Могу в покое. Это теперь наши метели, и мы должны сами с ними справиться.
Белое село было погружено в белый сон. Белые дороги, белые деревья, крыши домов, покрытые белой ватой, как на старинных открытках в альбоме, а с сизых высот, лениво покачиваясь, все летели рои крупных, бархатистых хлопьев снега.
Стояла полная тишина. Моге казалось, что он слышит не шорох снежинок, а далекий шелест листвы. Может быть, этот тихий снегопад создавал иллюзию полной тишины и гармонии. Но сколько страстей и волнений скрывается за этим спокойствием, думал Мога, медленно шагая по пустынной улице. Он оставил Михаила Лянку в час нелегкого испытания, из которого он должен выйти самостоятельно, чтобы уметь потом осилить и другие испытания. Назар и Валя остались с Михаилом делить заботы. На белой постели в этой тиши борется со смертью старый Жувалэ… Отправился на поиски своей первой любви и Павел Фабиан, терзаясь сомнениями, надеждой…
«Мы ищем покоя, желаем его, но когда он приходит надолго и сжимает нас в своих объятиях, нам хочется прогнать его» — так думал Мога. Наверное, именно поэтому и почувствовал себя таким одиноким к концу совещания, слишком спокойно оно проходило. Словно разговор шел не о самом важном…
Ему припомнилось первое совещание восьмилетней давности. Тогда казалось, что десятки стрел направлены были на него и готовы в любой момент вонзиться в сердце. Другая была ситуация, другие люди, не такие близкие — он уехал из села юношей, а вернулся зрелым мужчиной, сильным, высоким, едва не касался головой потолка тесного кабинета. Из всех, кто присутствовал на том заседании, только Назар и Триколич прошагали рядом с ним весь путь. Лянка появился позднее, а еще позже Оня и Кырнич…
Ему вспомнились люди, события, хорошие и плохие, длительные поездки, которые надолго удерживали его вдали от колхоза, самая последняя — в Москву, на съезд колхозников; ежедневные поездки по землям колхоза или по районным дорогам он не принимал в расчет, хотя и они составляли часть его жизни. И опять он мысленно вернулся к своим ближайшим соратникам, с кем делил радости, горести, славу… Он всегда думал о людях. «Человек борется за человека», — говорил он и частенько повторял самому себе, что всем, что есть лучшего в нем, он обязан людям: от хороших научился быть хорошим, а плохие показывали ему, чего надо избегать…
«…Столько народу окружало меня в эти годы… Не было человека, который с чем-нибудь не обратился бы ко мне, не было вопроса, который решался бы без моего участия, не было дома в селе, который не открывал бы мне двери в радости и горе…» Но в эти минуты Моге казалось, что все это погружено в снег, белая пелена встала между ним и тихими домами, прожитой здесь жизнью, которая обратится в воспоминания.
Его охватила острая боль от расставания с селом. Он сожалел даже о людях вроде Мирчи и о трудностях, через которые пришлось пробиваться. Так обычно и бывает: о трудностях, оставшихся позади, вспоминаешь с радостью, потому что было достаточно сил одолеть их в свое время…
Уезжая отсюда, Мога увозил с собой воспоминания. Даже если бы и захотел, он не мог бы отделаться от них. Ведь им конца не было. Они походили на поляну, заросшую множеством разных цветов: сорвешь один — другой встает тебе навстречу…
Они, воспоминания, сопровождали Могу и сейчас, в его одинокой дороге домой. Его тень по белой земле то вырывалась вперед, то отставала, как бы желая остаться в селе, то снова появлялась и молча следовала за ним, подслушивая его мысли в ночной тишине…
Мысли наслаивались, на миг всплывали давно знакомые слова, так ясно встающие в памяти, словно он читал их по книге.
Мога не мог пожаловаться на судьбу и в любое время готов был начать все сначала с тем же непреклонным постоянством в убеждениях, с чувством долга перед той жизнью, которую ему суждено было прожить.
Одиночество, которое он ощутил в эту ночь, было скорее кажущимся. Потому что он уносил с собой не увядшие воспоминания, а живые дела, как поруку перед новой дорогой. Кто знает, с чего бы он начал в Пояне, не будь Стэнкуцы…
Молчанием встретил его дом, привыкший терпеливо ждать своего хозяина. Мога сунул руку в карман за ключом, но нащупал ключ от кабинета. Он вытащил его и долго рассматривал, ощущая холодок металла в руке. Более четырех лет он не расставался с этим ключом — с тех пор как построили новое правление. Больше он ему не нужен. Может быть, поэтому так холоден металл?