— Сколько раз говорил тебе — на тропе не трогай пса! Он не любит играть, когда впереди может быть опасность!
— Ты чуешь опасность? — Ната вмиг стала серьёзной.
— Нет. Но мы не дома. И он это знает. Не мешай ему быть наготове.
Сова, прислушиваясь к нашему разговору, спросил:
— О чём говорила маленькая женщина, когда намекала на твоё чутьё? Мой брат способен нюхать воздух, как его пёс?
— Нет.
— Он не нюхает. Он сразу понимает, что рядом враг!
Сова расширил глаза, не понимая, что имеет в виду Ната.
— Такого не умели даже охотники из моего рода…
— А Белая Сова ещё не разучился говорить, как белый человек! Или маленькая скво, опять влезла не в свое дело?
Ната подзадоривала индейца, но тот сохранял невозмутимость.
— Я научу моего брата разговаривать на языке прерий. Иногда необходимо молчать, чтобы не спугнуть добычу.
— Ты покажешь мне знаки?
— Мой брат слышал о них? Да. Это — разговор рук и пальцев. Ты уже знаком с ним?
— Отчасти. Я тоже увлекался книжками про индейцев. Но мне никогда не хотелось менять благоустроенную квартиру, на земляной пол вигвама… Разве, только в детстве. Со временем, это прошло.
— Ты увидишь, мой брат, как быстро ты вспомнишь всё, что считал когда-то важным. Мои женщины научат твою скво, как правильно шить одежду охотника прерий.
— А моя жена научит их… чему ни будь. Ведь правда, Ната?
— Чему я могу их научить? Разве что… — Она приподнялась на цыпочках и шепнула мне на ухо несколько слов, от которых я покраснел. Сова бесстрастно произнёс:
— Этому моих жен не надо учить… Но если маленькая женщина, знает что-то такое, что неизвестно двум взрослым — пусть подскажет.
— Прости её, Сова. У неё взрослый ум и знания… и детский ветер в голове!
— Мой брат справляется со своей скво?
— В смысле?
— Ему не приходится повышать на неё голос?
Ната вся вскинулась, бросив на него неприязненный взгляд.
— Нет. И руку — тоже.
Он одобрительно кивнул:
— Она очень юна, для подруги взрослого охотника… Наши скво могут подружиться. Мы сможем навещать друг друга, если мой брат этого захочет!
— Почему бы и нет? Приходи к нам в город!
— Путь в руины далек… и небезопасен. Но Сова придёт к своим друзьям. А мой брат не хочет остаться в долине, где живут все и где не надо так далеко уходить, чтобы встретить человека?
— Не знаю. Всё происходит так быстро… Прости нас, Сова, но мы и к тебе еще не успели привыкнуть! И мы ведь, ещё не видели этих людей.
— Тогда подумай об этом, когда увидишь. В долине больше добычи, чем в городе. Ваш склад — он разве вечен? И есть с кем перекинутся словом, коротая вечер у костра… Но ускорим шаг — твоя женщина оправилась от раны и может идти быстро!
Как ни странно, но с каждым шагом становясь всё ближе к поселку, мы не испытывали того волнения, которое должно было сопровождать наше знакомство с этими людьми. Внезапное появления Белой Совы, его рассказ о себе и о тех, кто сейчас населяет долину — всё это, словно в тумане проходило мимо нашего разума. Ни я, ни Ната не могли поверить в то, что это реально… Вид, весь облик индейца — Белой Совы! — настолько не укладывался в данность настоящего времени, что нашим постоянным впечатлением от встречи с ним, было желание ущипнуть себя покрепче, чтобы удостовериться, что это не сон. И всё же, это было наяву! Он шёл немного впереди, иногда отвечая на наши вопросы, а мы шли следом, обмениваясь вполголоса тем впечатлением, которое произвело его появление среди прибрежных холмов. Но три шкуры в мешках, обрубленные когти и клыки — это тоже было реальностью.
— Дар… Ты веришь тому, что происходит?
— С трудом. Но, ведь и наша встреча была, примерно, такой же!
— Да… И всё же, ты ведь не поразился моему виду? Ты ожидал найти что-то в этом роде, так?
— Голодное, измождённое, покрытое ранами и струпьями… в дурно пахнувшей одежде, по которой прыгают вши. Ты это хотела сказать?
— Фу, Дар! Вшей не было!
Она сердито отвернулась.
— Ну ладно, извини… глупая шутка. Да, Ната, я ожидал увидеть именно это.
Но не так, как сейчас — в костюме североамериканского индейца, словно сошедшего к нам с экранов ковбойских фильмов.
Белая Сова резко остановился. Он повернулся в нашу сторону и с некоторой грустью произнёс:
— Белые, как всегда, отрицают то, чего не могут понять. Разве моя одежда не удобнее, чем эти грубо выделанные шкуры и нелепые обвязки на ваших ногах?