Мне кажется, самое страшное — полуправда. Это страшно, потому что очень трудно потом «отмываться», очень сложно оправдываться. А мой дед — наивный человек — то ли пошел в КГБ, то ли обратился туда через каких-то людей: «Дайте справку, что я не стукач и не сексот». Потому что, когда появилась эта книга, он был просто в отчаянии. Естественно, люди там пожимали плечами — как можно дать такую справку, и кто ей поверит?! А отмыться от этого — просто невозможно. И ведь деда об этом спрашивали напрямую — и журналисты, с которыми он очень редко общался, и знакомые, и просто подходили люди на кладбище. Ему подбрасывали письма в почтовый ящик, он мне их показывал. С такими вещами надо обращаться очень осторожно. Человек, который запустил эту информацию, с моей точки зрения, просто подлец. И Марина — хотя я понимаю ее мотивы — поступила очень скверно.
А вы не считаете, что семья «сглаживает» некоторые углы биографии Высоцкого?
Конечно. И это наша позиция. Я считаю, что есть личная жизнь отца и его семьи. Ну представьте: появляется на телеэкране православный батюшка и говорит, что Высоцкому не хватало материнской любви. Ну откуда он это взял?! Он что, разговаривал с отцом? Или знал Нину Максимовну? И сейчас это происходит очень часто. От лица семьи я хочу сказать: мы не сглаживаем углы, мы просим не соваться. Это наша жизнь.
Могу сказать и о вашей книге… «Правда смертного часа». О людях, которые вспоминают о Высоцком в этой книге, — ведь таких воспоминаний уже не одна тысяча страниц… Если все это прочитать, то можно составить мнение о Высоцком как о не очень порядочном человеке с каким-то случайным даром («Дар случайный, дар напрасный…»), как о человеке, которому просто сильно повезло: умел писать хорошие песни. А где рассказы о том, как он репетировал «Гамлета», о том, как он работал над романом о девочках? Таких рассказов вы не найдете. Я спрашивал одного человека: «Вот вы с ним работали, ездили на гастроли, и что, кроме уколов и «лекарств», ничего не можете вспомнить?!» А он мне: «Ну как же, я всегда рассказываю, что он пел очень хорошо…» И наша ответная реакция — отрицательное отношение к подобным воспоминаниям, ведь неправда, что его жизнь состояла только из этого. Да, это было, но это то, чем Высоцкий на очень многих похож. А того, чем он отличался от многих, нет.
Что касается вашей книги… Люди, которые давали вам интервью (дело даже не в том, что они — участники событий и невольно «покрывают» себя), всегда в чем-то необъективны. Ведь они выдали информацию, которая, если хотите, является медицинской тайной. Они поступили по отношению к своему товарищу нехорошо. Будь Высоцкий жив, даже не знаю, что бы он сделал, услышав то, что они наговорили… Кстати, многие из них говорили мне, что общались с вами, но рассказывали всё не для печати. А вы это опубликовали…
Я сказал, что мы «сглаживаем углы». Во-первых, это ответ на вал мерзостей, рассчитанных на своеобразный эффект. Находится женщина, которая требует эксгумации Высоцкого, потому что ее дочь — ребенок Высоцкого. И находятся газеты, которые это печатают. Мы более болезненно, чем другие, реагируем на такие мерзости. А что касается людей, которые теперь вспоминают об отце… Им просто нечего о нем сказать. Они его просмотрели при жизни. И когда они говорили о его пороках, они просто не понимали, кто рядом с ними. Они что-то запомнили, на что-то обратили внимание. А другого искренне не помнят.
Я делал ту книгу с самыми чистыми намерениями. У меня не было желания удивить, поразить, эпатировать. Я думал, что через какое-то время все это уйдет. Если бы я не опросил этих людей, может, этого не сделал бы никто.
То, что вы опросили людей, — это хорошо. Но то, что потом все это опубликовали… А с другой стороны, я ведь никак не повлиял на решение издательства, которое напечатало вашу книгу. Я просто пришел и выразил свое отношение. Но запретить — у меня никогда не было такого намерения.
Хотя я знаю, что некоторые ситуации, описанные в вашей книге, складывались… не совсем так. Почему отец, с его силой воли, от некоторых вещей не мог избавиться? Я вам отвечу: потому что очень многие люди, которые давали вам интервью, — стали бы ему совершенно не нужны. Они были ему нужны именно потому, что доставали «это». Скажу больше: они держали его на «этом».