Так вот, из того самого леса, где гуляли соловьи-разбойники, Сашка приносил во двор, в их компанию, блатные словечки и приблатненные замашки.
Его отец – дядя Витя, когда-то сидел в тюрьме. Несмотря на преклонные годы и на то, что много пил, мужик он был все еще крепкий, нрава крутого. Когда узнавал, что сын снова прогулял урок в музыкальной школе или когда из обычной школы поступали жалобы (мол, не учится, еще и курит за забором), дядя Витя хорошенько давал Сашке по шеям, приправляя экзекуцию суровым воспитательным словом. Сашка наказание сносил без ропота, зная, что виноват. Отцу он никогда не перечил и очень его уважал.
Совсем иная атмосфера царила в доме Юрки. Его мама – тетя Лена, работала учительницей математики в вечерней школе, а отец – дядя Алеша, в отделе кадров какого-то НИИ.
Вся их квартира была уставлена книжными полками. Книги теснились рядами, от пола до потолка, во всех комнатах, даже в прихожей. Дядя Алеша был настоящим библиофилом, разыскивал раритеты в «Букинистах» и на блошиных рынках. Дома принесенную книгу бережно оборачивал в белую бумагу или целлофан и, присвоив ей номер, ставил на полку, в определенное место.
Книги он не просто коллекционировал, но и читал. Он обладал феноменальной памятью, наизусть знал целые главы из «Онегина», помнил в подробностях многие сцены из романов Достоевского и Толстого.
Их двухкомнатная квартира не могла вместить полчища постоянно прибывающих книг, поэтому часть из них дядя Алеша был вынужден сдавать напрокат, вернее сказать, арендовал помещение у соседей. Неудивительно, что все книжные полки в квартире Влада тоже были заполнены книгами дяди Алеши.
А еще в серванте у дяди Алеши хранились больших размеров альбомы с фотографиями знаменитых западных актрис и просто соблазнительных красоток в бикини. Верхний альбом открывался эпиграммой, сочиненной самим хозяином:
«Ни от кого я не скрываю
и говорю открыто всем,
Что я завел себе гарем
и раз в полгода в нем бываю.
В моем гареме стражи нет.
Всем, кто войдет в него, – привет!
Но если сердце Ваше слабо,
лучше сюда не заходить,
А то начнет оно ходить,
как тарантас среди ухабов,
И чего доброго для Вас наступит
вдруг последний час!»
Стиль, конечно, навеян Пушкиным, но очень выпукло отражал натуру дяди Алеши, его тонкий юмор, душевную шаловливость и вкус, чуждый всякой пошлости.
Сердца Юрки, Влада и Сашки о ту пору были сильны, бояться инфаркта им было нечего, поэтому они регулярно «заходили в тот гарем», переворачивая листы с новыми фотографиями пленительных дам. Компьютеры тогда только-только входили в жизнь, эротика и порнография еще была не так доступна для подростков.
По национальности дядя Алеша был татарином, родом из Казани, а тетя Лена – украинкой. Юрка же в своей внешности вобрал черты обоих родителей. В нем была заметна азиатская кровь – в широких скулах и узком разрезе карих, чуточку раскосых глаз. Нос же его был вздернутым, как у матери. Волосы – темно-каштановые, пышные, с естественным отливом; не такие, как у дяди Алеши – черные, жесткие и короткие.
От природы Юрка был гибок и пластичен, своей пластикой чем-то напоминал пантеру. Одно время занимался спортивной гимнастикой и, наверняка, при таких физических данных преуспел бы в спорте. Но гимнастика Юрку не привлекала, и он ее бросил. Как оставил и многие другие студии – художественную, театральную, яхт-клуб. У него была кипучая, увлекающаяся натура, в рамках какой-то одной секции ему было тесно. Поэтому он быстро, безо всякого сожаления, бросал одно и пробовал другое.
У Юрки было врожденное чувство стиля, вероятно, унаследованное от эстета-отца. От него без ума были многие девчонки в школе и во дворе, а после окончания школы у него сразу появились женщины постарше.
Сашка же подобным шармом не обладал. Черты его лица были невыразительны и грубоваты. Из-за своей мешковатости он получил прозвище Мешок. Сашка был куда проще, чем Юрка. Зато обладал житейской сметкой и проницательностью, и, несмотря на свое странное тяготение к лесному хулиганью, натуру имел незлобивую. Музыкальная школа для Сашки тоже не прошла даром: в Сашкиной душе не только булькали портюшок и вермунька, но и звучали возвышенные сонаты Моцарта и Шопена.
У Сашки дома стояло пианино, купленное теткой. А Юрка приобрел себе гитару. С появлением гитары Юрка сразу понял свое призвание, понял, для чего рожден.
У него тоже был исключительный музыкальный слух, а гитара открыла в нем усидчивость и упорство. Он просиживал дни напролет, осваивая аккорды и гитарные переборы. Рок-музыка отныне в его квартире звучала, не смолкая. Из динамиков магнитофона и проигрывателя неслись ураганные мелодии «Роллингов», «Квинов», «Дорз». Ухо самоучки-Юрки улавливало малейшие нюансы игры соло-гитаристов. Он истязал себя до кровавых мозолей на подушечках пальцев, пока не удавалось добиться идентичной игры с оригиналом. Почти не владея английским, на слух разучивал слова песен, а потом исполнял под гитару.
Сомнений не оставалось – во дворе восходит новая рок-звезда, которая воссияет на небосклоне рока в созвездии других мировых – Меркьюри, Моррисона и Джаггера. Кстати, внешне Юрка был чем-то похож на Мика Джаггера своей широкой улыбкой и широкими скулами. И артистизмом.
Он попросил Сашку, чтобы тот помог ему с нотной грамотой. Порой они пытались что-то изобразить вдвоем – Юрка на гитаре, Сашка – на пианино. Но Сашкин отец не переносил ни рок, ни поп-музыку, а только народные песни и романсы. Поэтому репетиции не получили ходу, а фортепиано из дома ведь никуда не потащишь.
Влад с Юркой жили в одном подъезде, Сашка – в другом. Как-то повелось с детства, что Влад считал Юрку своим первым другом, а Сашку – вторым. Хотя такое деление было очень условным. Но к Юрке и к его родителям Влад испытывал куда более сложные и разнообразные чувства, чем к семье Сашки.
Родители Сашки – из простых, часто ругались между собой, грубили друг другу. Дома у них было постоянно накурено. Бедненькая обстановка: старая мебель, потертые покрывала на диванах. На фоне этой серости и бытового убожества эдаким аристократом выделялось черное полированное пианино, над которым висела большая фотография в рамочке – Сашка-подросток в костюме и с бабочкой. Маэстро!
Так случилось, что отец Влада сошелся с дядей Витей: их объединила рыбалка и любовь к водке. Поэтому отец Влада в доме Сашки был частым гостем.
А вот душа Влада льнула в дом Юрки, уставленный книгами, с тонким запахом лаванды, где открываемая дверца «гарема» издавала чарующий звук, а дядя Алеша собирал свою бессмертную библиотеку.
Ко всему прочему, дядя Алеша был еще и шахматистом – любителем, но играл очень сильно. Участвовал в городских турнирах, однажды получил в приз шахматную доску с костяными фигурами, за которой на протяжении многих лет сыграл с Владом, пожалуй, тысячу партий, а то и больше.
Случалось, к ним в гости из Казани приезжал младший брат дяди Алеши. Гость часто с юмором вспоминал, как дядя Алеша когда-то поехал в Киев на три дня на конференцию и не может вернуться обратно вот уже пятнадцать лет. Он говорил на русском, но порой (присутствующие дети ведь знать должны не всё) переходил на татарский.
Когда в их доме появлялся «татарский» гость, рассказывал о Казанской жизни, звучала татарская речь, Влад видел Юрку несколько иначе. Юрка родился в Киеве, в Казани никогда не бывал. Но в те вечера возникало странное ощущение, что Юркины корни не только в Киеве, но и в Татарии. Неспроста же он получил в школе восточное прозвище – Багир.