— Несколько месяцев назад, когда не смог больше выносить моих надоеданий. Истощение, умственное и физическое, несколько повышенное давление — вот приговор доктора. И артрит не улучшает положения.
— Сегодня он выглядел неважно.
— Я попросила доктора Степли зайти на неделе посмотреть его. И не собираюсь предупреждать отца до последнего момента.
— Доктор Степли — деревенский терапевт?
Грейс кивнула.
— Он присматривает за нашей семьей, сколько я себя помню. Думаю, ему пора на пенсию, но он упрям, как мой отец. Наверное, будет продолжать практику, пока не свалится во время обхода.
Реактивный самолет высоко в небе виднелся сверкающей точкой и оставлял за собой тонкую, почти призрачную линию. След разбухал и растворялся в разреженном воздухе.
— Вот что осталось от Локвуд-Холла.
Эш посмотрел, куда указывала Грейс, и увидел вдали серые развалины. Приглушенная зелень холмов позади подчеркивала безжизненность изломанных камней.
Эш снял пиджак и повесил на руку.
— В прежние дни дом, должно быть, имел величественный вид, — заметил он, вместе с Грейс приближаясь к руинам.
— Во многих отношениях — да.
Эш взглянул на нее:
— Вы как будто не уверены.
— У нас до сих пор есть картина с изображением Локвуд-Холла, каким он был в восемнадцатом веке, — и да, я думаю, это было внушительное здание. Но мне оно никогда не нравилось. Его архитектура всегда казалась мне какой-то холодной; возможно, картина просто плохо написана.
— Я бы хотел увидеть ее.
— Хорошо. Она в кабинете у нас дома. Некоторые восхищаются как зданием, так и картиной, так что мое мнение может показаться вам не слишком заслуживающим доверия.
— Довольно часто бывает, что люди ощущают неприязнь к некоторым местам.
— К дому моих предков? Я должна бы гордиться его историей, как и его величественностью.
— Может быть, на вас влияет сожаление о том, как много Локвуды утратили за все эти годы.
— Я не проклинаю судьбу за утрату того, что мы имели.
В ее ответе не было резкости, просто твердое убеждение, и Эш решил, что ему это нравится. Эта женщина не хнычет, как новые бедные.
Ее саму словно смутила собственная откровенность:
— Я показалась вам сварливой?
Он не удержался от смеха:
— Нет, возможно, просто возмущенной.
К ней снова вернулось хорошее настроение.
— О, я умею возмущаться. Вам надо послушать, когда отец говорит со мной о религии. После этого мы можем несколько дней дуться друг на друга.
— Как вам удалось не стать религиозной? Вам, дочери викария?
— Это все равно что жить в магазине кондитерских изделий. Можно потерять аппетит к сладкому, когда кругом его навалом. Под конец и мама чувствовала то же. Хуже того — я думаю, под конец ее тошнило от религии. Но это не значит, что я не верю во Всевышнего или загробную жизнь. Наверное, это догма и ритуал отвратили меня от религии. Кроме того, есть другие тайны, которые нужно разгадать, прежде чем беспокоиться о смысле мироздания, — например, призраки, которых видели в Слите, или то, почему иногда я могу проникать в чужое сознание.
Ее последнее замечание остановило его расспросы, на что и было рассчитано. Грейс повернулась к Эшу:
— Как я смогла этой ночью участвовать в вашем сне, Дэвид? Как я смогла увидеть вашу несчастную умершую сестру Джульетту, когда до вчерашнего дня ничего не знала о вас? И то, о чем я раньше не упоминала: вы как будто страшно боялись ее…
Она увидела, что ее слова произвели на него глубокое впечатление. В глазах отразилась смесь страха и горечи, но когда Эш заговорил, в его голосе была лишь холодная злость:
— Я боялся ее шуток, ее отвратительных мелких шуточек.
Он пошел дальше, оставив Грейс стоять на дороге.
— Вы не можете до сих пор проклинать ее за это, Дэвид, — крикнула она ему в спину. — Теперь, когда ее нет, вы должны простить ее.
Эш остановился и обернулся.
— Вы не поняли, — с прежней холодной злобой сказал он. — Она разыгрывала свои шутки уже после смерти.
20
Меж широких ступеней лестницы, ведущей к зияющему входу в Локвуд-Холл, росла трава, и истинный цвет железных перил скрыла ржавчина. С обеих сторон от входа возвышались почерневшие колонны, а высокие зияющие окна открывали пустоту внутри.
Поднявшись по ступеням, Эш увидел рухнувшие внутренние стены, полуобвалившуюся лестницу на верхние этажи, которых больше не было, и темные, искореженные стропила; сквозь крышу виднелось ясное светлое небо. Грейс с ничего не выражающим лицом стояла на самой нижней ступени позади Эша.