Наступил день, когда все осознали, что прошло довольно долго времени после того, как один-единственный грузовик снабжения осмелился проехать на линию фронта. Русские части перекрыли все подступы.
- Я слышу запах голода! – сказал вялый Францл.
- Может до этого не дойдёт?
- Будь спокоен, обязательно дойдёт…
Сначала красноармейцы атаковывали машины только ночью, потом беспрерывно днём и ночью. На какое-то время колонны снабжения были объединены и двигались с охранением, по обе стороны их сопровождали подразделения бронемашин и мотоциклистов. Но даже это не помогало, и как-то Иоганн заметил с тревогой:
- Русские стали слишком сильны.
- Всё шло к этому…
Отчаянные контратаки с огромными потерями ни к чему не приводили. Медленно, но верно тиски советских войск по сторонам немецкого клина упёршегося в Волгу становились шире, и германские дивизии были отброшены назад: с одной стороны далеко за Дон, а с другой - к востоку, обратно к этой огромной массе развалин, городу на Волге.
- Сталинград стал огромным котлом, в котором нам суждено кипеть до полной готовности. – Францла потянуло на философию.
- Больше жизни дружище! – подбадривал его Майер. – Ещё не всё потеряно…
- Наша победа обернулась настоящей трагедией. – Покачал головой уставший товарищ.
Медленно перемалывалась в труху целые дивизии. Битва без всяких перспектив на успех для немцев захлебнулась в море крови. Конец приближался быстро.
- Но это не такой конец, на который мы все рассчитывали в начале войны. - Признался однажды Майер. – Ведь нам казалось невероятным, что мы позволим заманить себя, как мышь, в такую гигантскую ловушку.
- А сыром в мышеловке оказался проклятый Сталинград!
- Самый страшный город на Земле.
По мере ухудшения ситуации среди солдат распространилась идея - и она мгновенно возобладала, - что всё это не катастрофа, а блестящий маневр Верховного командования. Говорили о новых танках, о наступлении с севера, о секретном оружии, превращающем всё в пыль.
- Нас в любом случае спасут.
- Фюрер не забыл нас!
Правда доходила до них по мере того, как остатки одной дивизии за другой отбрасывались назад, терпя поражение со всех сторон, не говоря уже о напирающем противнике, который теснил немцев к центру Сталинградского котла.
- Помощи ждать неоткуда! – постепенно эту истину поняли самые отъявленные оптимисты.
Огромные колонны транспорта забили все дороги. Отступающие взрывали орудия и вооружение, включая танки, которые остановились из-за нехватки горючего. Нагруженные грузовики, застрявшие в снегу, горели.
- Отрезанные от своих, солдаты в серой полевой форме, грязные и завшивленные, ковыляют с бессильно опущенными плечами от одной оборонительной позиции до другой. – Майер смотрел на своих новых товарищей и ужасался. – Как мы могли дойти до такого?
Ледяной ветер необъятных белых пространств обжигал их сморщившуюся кожу, выдавливал слёзы из запавших глаз, которые закрывались от перенапряжения, проникал сквозь форменную одежду и пробирал до самого костного мозга. Для тех, кто больше не выдерживал, всегда был наготове добрый снежный саван.
- Менее чем в двух тысячах километров к западу остался другой мир. – Холодным зимним утром Иоганн еле разогнул скрюченную спину. - Там люди спят в мягких тёплых постелях; там во время обеда они садятся за стол, накрытый чистой белой скатертью.
- Еды там сколько душе угодно... – вставил словечко Францл.
- Дети смеются, и даже солдаты не обделены счастьем. – Майеру не верилось, что такое возможно.
Однако здесь, лишённые инициативы, немцы позволяли себя гонять, как зайцев. Войска перемещались то вперёд, то назад, подчиняясь бессмысленным приказам, занимали новые позиции и оказывали сопротивление, лишённое всякого военного смысла.
- Лучше уж плен! – признался вскоре Францл.
- Ты думаешь, русские оставят нас в живых?
- Они же не настолько дикие…
Проявлением общего безразличия стали ночные вылеты самолётов люфтваффе снабжения, которые становились всё реже, и то, что единственной горячей пищей оказывалась жидкая похлёбка с редкими кусочками конины, и то, что им всё чаще приходилось довольствоваться парой кусков хлеба в течение всего дня.
- Даже есть не очень хочется... – сказал апатичный Францл.
- Нужно есть! – Иоганн почти силой заставил товарища подкрепиться.
Периодически они стреляли в кричащую массу русских, вели огонь механически, как автоматы, до тех пор, пока гигантские советские танки, надвигавшиеся, как смерть, не вынуждали отступать в этот котёл, который с каждым днём становился всё меньше и горячее.
- Нас непременно сварят в нём! – обречённо прокомментировал ситуацию лейтенант Штрауб.
- Уже почти сварили всех… - сказал Иоганн, оглядев оставшихся товарищей.
Подразделение Майера сократилось до жалких остатков. Люди один за другим выбывали, истекали кровью или замерзали в безжалостном белоснежном океане.
- Мы с тобой остались вдвоём из десяти человек первого состава нашего отделения.
- Если так пойдёт дальше, - угрюмо сказал Францл, – немцев вообще не останется.
- Стоило ли тогда воевать?
- Тем более русские оказались не такими уж слабаками…
- Помнишь, как недавно в развалинах какого-то завода мы обнаружили тела двух групп разведчиков? – спросил товарища Иоганн.
- Очевидно, во время поиска они столкнулись неожиданно и схватились врукопашную.
- Точно! – согласился он и добавил: - Несколько тел так и лежали, сцепившись. Один держал другого за горло, в то время как противник проткнул его спину кинжалом. Другая пара сплелась руками и ногами… Наш солдат мёртвой хваткой, зубами ухватил палец рыжеволосого русского, да так и замёрз навсегда…
- Если бы не их мундиры невозможно было различить, где наши солдаты, а где красноармейцы. – Задумчиво сказал Францл. – Смерть уравнивает всех…
Спустя два месяца после начала операции окружения положение немцев оказалось на грани катастрофы. Почти каждый солдат 6-й Армии Вермахта потерял всякую надежду на то, что можно будет снова увидеть родной дом. В бесконечном бою наступило относительное затишье и боевые товарищи сидели, согнувшись в своём окопе в ожидании того, что будет дальше. Францл достал из своего бумажника фотографии и сказал, рассматривая их:
- Это всё что у меня осталось.
- Не говори ерунды!
Одна из них была неизвестного солдата, а остальные фотографии своей семьи и друзей. Тогда и Иоганн достал открытку с загнутыми краями, на которой был изображён Дрезден, и они завели разговор о Родине.
- Может нам всё-таки повезёт, и мы вернёмся домой? – спросил друга Майер.
- Ты может быть, а я уже нет…
Неожиданно возобновившийся ураганный огонь возвратил их к действительности, и они осознавали со всей мучительной остротой, какое сокровище потеряли.
- Не гневи Бога! – сказал Иоганн и обернулся к напарнику.
- Конец! – в ту же секунду выдохнул Францл и замолк.
Безучастно прислонившись к его стенке окопа, он вдруг рухнул. Его колени подогнулись, и тело опустилось, как сдувшийся воздушный шар.
- Францл! - крикнул Иоганн, не веря своим глазам.
Даже когда Майер с ужасом увидел его простреленный насквозь глаз, он не смог поверить в страшную правду. Затем откуда-то изнутри у него вырвался пронзительный крик - такой громкий, что возможность такого крика вряд ли когда-либо приходила в голову учёным, работающим на войну.
- Нет!
Небо, и снег, и всё прочее, что сгубило их жизни, закружилось перед ним в безумном танце.
- Я остался один из всего нашего пополнения. – Лихорадочно подумал Иоганн.
Ярость потери гнала его вперёд. Он схватил пулемёт, неловко выбрался из окопа и побежал в том направлении, откуда кем-то был сделан роковой выстрел.
- Я отомщу вам за друга!
В утренней мгле Майер видел тёмные очертания людей, и стальной механизм, бешено бивший отдачей по бедру, косил их, как траву.