Жена помогла ему раздеться, приготовила ванну, заварила какой-то травы, и хлопотала над ним, как над ребенком, обмывая его тело, покрытое синяками и ссадинами. Она обтерла его махровым полотенцем и принялась смазывать ссадины йодом, а синяки какой-то заграничной мазью.
— Я их еще встречу, — грозился Прохор, хотя вряд ли узнал бы кого-нибудь из своих обидчиков. — Я им покажу, где раки зимуют. Они у меня попомнят…
— И не думай, горе ты мое луковое, — ворковала Дарья, точно рада была возможности поухаживать за своим мужем, вдруг ставшим таким беспомощным. — Одного ты, может, и поколотишь, а потом они тебя так разделают, что я и-и… и не знаю, что с тобой будет. Они ж все боксеры да каратисты, а ты в жизни своей ни в какие секции не ходил. Где уж тебе, горе ты мое. А еще, не дай бог, за нас примутся, за детей… Что тогда? По телеку вон каждый день показывают…
— Что ж, по-твоему, простить? — перебил жену Прохор.
— Не простить, а плюнуть. Ты нам живой и здоровый нужен.
— А такой вот, значит, не нужен? — обиделся он.
— Ну что ты такое говоришь? — возмущалась Дарья. — Сам — то ты себе такой нужен? А калекой ты себе нужен? Они же звери! В них ничего людского не осталось! Их, может, убивать надо. Но не тебе же. Ты, вспомни, даже курицы зарезать не смог — к соседу пришлось идти…
— Значит, тебе я уже не нужен? — упрямо гнул свое Прохор, задыхаясь от обиды.
— Да что ты заладил одно и то же? — всплескивала руками Дарья. — Да ты мне даже без ног, не дай бог случись такое, будешь нужен! Да я тебя никаким не брошу!
И вдруг уткнулась ему в плечо и разрыдалась.
Прохор гладил волосы жены своими большими руками и, запрокинув голову, смотрел в потолок ванной комнаты, и потолок этот, давно не знавший ремонта, шевелился в его глазах белой пеной.
На другой день они отправились в травмпункт. Доктор-хирург, торопливо сунув в карман протянутую Дарьей купюру, осмотрел Прохора, ни о чем не спрашивая, и направил на рентген. Там выяснилось, что у него сломаны два ребра, а из внутренних органов вроде бы ничего не пострадало, но действительно ли не пострадало, выяснится лишь какое-то время спустя.
— Покой и никаких физических нагрузок, — сказал доктор. — Рекомендую бальзам Сидорова, хвойные ванны, витамины и глюканат кальция. А вообще — и так пройдет: организм у вас здоровый, сильный, он с этими болячками справится сам.
— Ну вот и хорошо, — сказала Дарья, едва они покинули травмпункт. — Скоро у детей летние каникулы, поедем в деревню, надо на зиму запасаться овощами. Заведем кур и кроликов, может, поросенка. Наделаем колбасы, сала засолим. Я носки стану вязать, из кроличьих шкурок можно будет делать шапки… Помнишь, какая у меня в детстве была заячья шапка с длинными такими ушами? — воскликнула она и радостно рассмеялась. — Помнишь? Ты еще любил дергать за эти уши. — Прохор молчал, и Дарья, вспомнив детство, грустно улыбнулась и вздохнула. — Таких теперь не делают. А мы возьмем и сделаем. Правда? Ничего сложного… А можно продавцом куда-нибудь устроиться. Или нянькой, — тараторила она, стараясь отвлечь Прохора от мрачных мыслей. — Вон Ленка Кулакова, посмотри: устроилась нянькой в китайскую семью и очень довольна. Правда, все у них там расписано по часам и минутам и чтоб ни-ни-ни, так они за это и деньги хорошие платят…
— С трудом представляю тебя нянькой, — проворчал Прохор.
— А торгашкой ты меня лет десять назад мог представить? А себя с пирожками? Мы всегда смотрели на этот народец с презрением. Я и на себя точно так же смотрела совсем недавно. Гляну в зеркало — и аж в дрожь бросит. И сама себе же и скажу: «Дашка, до чего же ты докатилась!»
— Теперь все поставлено вверх ногами: торгашу почет, а работяге плевки да подзатыльники, — проворчал Прохор.
— Ничего! — воскликнула Дарья с непобедимым оптимизмом. — Ничего, ничего! Все образуется — вот увидишь. Как-нибудь переживем это гнусное время, а дальше… Не век же вся эта мерзость будет продолжаться. Да и власти, похоже, стали за ум браться. Поняли, что на нефти да газе не проживешь. Давеча по телевизору президент так и сказал…
— Говорить-то они все горазды. Толку-то с их говорильни никакого. Им главное — свои карманы набить, а чуть что — собрали манатки и за границу.
— Ах, Проша, ну ты опять за свое. А Варюхе на следующий год в институт поступать. Вот и думай, в какой.
— Сама выдумает. Нас не спросит. Мы-то не спрашивали…
— Да, все это так, — потухла Дарья.
И до самого дома они шли молча.