– Так и есть. Входите, пожалуйста. Мы все теперь очень расстроены. Дело в том, что мой супруг, другой отец Моники, недавно скончался.
– Что вы говорите! Примите мои соболезнования.
– Спасибо. – У него в глазах заблестели слезы. – У меня есть скотч, хотите?
– Немножко.
– Ну, садитесь здесь, – он указал на большое мягкое кресло в гостиной, – я сейчас принесу.
– Что там? Еще не всё? – послышался раздраженный густой баритон со второго этажа.
– Нет. – Отозвался Салли. – Это ко мне пришли. Знакомая. Можешь отдыхать.
– Окей. – Ответил мужчина, всё еще раздраженно.
«Так-то ты скорбишь о почившем супруге, – не без сарказма подумала Лорейн, – теперь понятно, почему ребенку мерещатся разные ужасы».
– Вот, пожалуйста. Я лед положил. Забыл уточнить, извините.
– Прекрасно, спасибо. Как себя чувствует Моника?
– Засыпает, надеюсь. Телефон, по крайней мере, я у нее отобрал. Похоже, я должен с вами объясниться. Хоть мне этого и не хочется. Дело в том, что мы с Роджером, так звали моего супруга – Роджер Крогер, удочерили Монику еще в младенчестве. Мать ее при родах скончалась, а другие родственники на опеку не претендовали. Нашу семью выбрали из нескольких претендентов, так что, всё было в порядке до поры, до времени. А около года назад отец малышки, о котором раньше слыхом никто не слыхивал, объявился и заявил на нее свои права. Суд мы выиграли, но решили не мешать им видеться. Отец всё-таки, родная кровь и прочее. Девочка наша как-то сразу встретила его в штыки. Видит Бог, мы ее не настраивали. Он сколько угодно может утверждать обратное. Так или иначе, он вошел в нашу жизнь, стал держаться поблизости, квартиру снял неподалеку. Ну вот. А месяц назад не стало Роджера. И Хэнк сначала приходил всё чаще, навязывал свою, так сказать, помощь, а теперь и совсем сюда перебрался. Он утверждает, что один я с воспитанием ребенка не справляюсь, что науськиваю ее против родного отца. И вообще планирует, пожив здесь немного и приучив ее к себе, забрать окончательно. Снова в суд подать готовится. Как вы понимаете, мы с Моникой от сложившейся ситуации не в восторге. Нам и так тяжело. Роджер был для нас… – он захлебнулся слезами. – Извините.
– Ничего. Я понимаю. – Еле выдавила обескураженная Лорейн.
– Похоже, Моника решила, что вы поможете опротестовать результаты анализа ДНК. Вы ведь рассказывали об этом сегодня.
– Ах, вот оно что. Теперь я поняла. Она сказала: «я не верю, что он – настоящий папа». Простите, я подняла панику, не разобравшись. Но послушайте, во-первых, девочка почему-то уверена, что ее родной отец повинен в смерти вашего супруга.
– Честное слово, я ничего такого ей не говорил.
– А сами как считаете?
– Разрыв аневризмы? Конечно от нервов. Роджер очень переживал, боялся, что с появлением Хэнка, нашей семейной идиллии придет конец. Собственно, так и вышло.
– И еще одно. Я не поняла, разве он имеет право здесь находиться, терроризировать вас? Только что были полицейские, почему вы не потребовали выставить его вон?
Патрик еще не начал отвечать, а выражение его лица уже всё сказало. Очень добрый человек, почти безвольный. Или кончина партнера так его сломала? В любом случае он не способен противиться натиску здорового наглого самца, полного решимости настоять на своем.
– Знаете, мне это очень не нравится, но отчасти он прав. Один и в таком состоянии я не слишком хорошо справляюсь с родительскими обязанностями. И потом, он действительно отец – они так похожи, и действительно не виноват, он не знал, что подружка беременна и уезжал надолго за границу, так что… Понимаете, я боюсь, что если выгоню его, он и дочку заберет. Насовсем.
– Никто не имеет права забрать у вас ребенка. По закону она ваша.
– Да, я знаю. – Совсем уж упавшим голосом ответил Салли.
– Послушайте, Патрик, так нельзя. Вы так ребенку психику сломаете.
– Она посещает психолога.
– А вы? Посмотрите, до чего вы себя доводите. Нужно что-то делать.
– Теперь уж ничего не поделаешь.
– Я понимаю, вы имеете в виду потерю друга. С этим действительно ничего поделать нельзя. Но за дочь вы должны бороться. Вы ее отец. У меня полно знакомых юристов. Если позволите, я посоветуюсь, поспрашиваю и сообщу, к кому вам лучше обратиться.
– Благодарю вас, но…
– Никаких «но», Патрик! Вам нужна поддержка, позвольте мне поучаствовать.
– Хотите еще виски?
– Нет, спасибо. Мне пора. Саймон там один. А может, поживем пока у нас? Вы, я и дети? А на Хэнка этого судебный запрет оформим. Чтобы даже не приближался.
– Нет, не выйдет. Глупо инициировать войну, будучи заранее уверенным в своем поражении.