— Ни хрена себе, ожил? — Витька пришел в себя и размахнулся вновь.
Однако кулак пролетел мимо. "Придурок" лишь чуть повел дряблым плечом и сделал короткий, почти неприметный шаг в сторону, а потерявший равновесие Витек сам со всего маху воткнулся лбом в подставленное "идиотом" колено. Получивший отпор налетчик кое-как поднялся с пола и кинулся прочь из хаты.
А Георгий, уже позабыв про сумасшедшего пьяницу, склонился над старухой.
— Баба Мань, что с тобой? Что случилось? — он осторожно поднял на руки легкое тело старухи, осторожно опустил на смятую постель.
— Ничего, ничего, Гошенька, — чуть слышно прошептала старуха, вглядываясь в обеспокоенные глаза сына. — Сподобил Господь… Вымолила.
— Теперь уже и помереть можно, — она вдруг улыбнулась. — Теперь можно.
Георгий растеряно оглянулся, разглядывая знакомую обстановку.
"Вот и успокоилась баба Маня, — тяжело вздохнул он, но внезапно поразился нелогичности происходящего. — Стоп. Как это? Она ведь уже два года прошло как умерла? Мать мне в письме писала: бабушку Маню, мол, схоронили?"
Он провел рукой по виску, мимоходом удивившись неизвестно откуда взявшимся на ладони капелькам крови, и глянул на себя в зеркало. Глянул и обомлел. В сером от пыли, мутном зеркале, висящем в простенке между окон, отразилось его лицо. Его и в то-же время чужое, лишь смутно напоминающее его, невероятно постаревшее лицо.
— О, е… — охнул он и осторожно шевельнул пальцами редкие кустики пегих волос над ушами. "Нос, вроде, мой, глаза? — глаза тоже…
"Что ж это такое, господи? Может, я тоже, того. Помер. Потому и бабушку живой увидел?" — Георгий опустился на табуретку, зажмурился, вспоминая последние события. И тут выплыл новый вопрос: — Постой, а как я вообще дома оказался? Мы ведь еще вчера вроде, в рейд ушли?.. Стоп, так мы сегодня с духами на перевале схлестнулись. Я с пулеметом у подножья прикрывал. Андрюха чуть выше по склону…"
Череду вопросов прервал негромкий стук в сенях. Входная дверь распахнулась, и на пороге появился милиционер. Седоватый, в мятой, сидящей словно на бойце-первогодке, форме, старший лейтенант поелозил ботинками о половик, мимоходом глянул на сидящего за столом Гошу и громко крикнул:
— Эй, Авдотья. Где ты там? Витька орет, что сынок твой… — он не закончил, заглянул в спальню. Представитель власти осмотрел лежащую на кровати старуху и вернулся в кухню. Озадаченно поправил сбившуюся на затылок шапку.
— Ну что, дурак, как теперь жить-то один будешь? — вздохнул участковый и, не дожидаясь ответа, закончил: — Все. Померла твоя мамаша, некому теперь за тобой смотреть.
— Какая мать? — вскинулся Георгий. — Это же старуха…Бабушка Маня умерла.
— Ну ни хрена себе, — изумился участковый. — Так ты чего…оздоровел? Не может быть. Ведь почитай пятнадцать лет… — Участковый наклонился, впился взглядом в глаза Георгию.
— Точно, нормальный, — изумленно прошептал он.
— Ты объясни, лейтенант, что значит — мать… Какие пятнадцать лет? — сердце Георгия застучало.
Участковый смущенно откашлялся: — Ну а чего рассказывать? Сколько я здесь служу, ты всегда такой был. Гу-гу-гу, да под себя гадишь… Она, покойница-то, пока в силах была, сколько раз тебя по врачам ни возила, все без толку. Так и жила. А это у тебя откуда? — милиционер углядел кровавую ссадину на виске у Георгия.
— Не знаю, — вновь коснулся головы Георгий. — Очнулся, на полу бабуш… она лежит. Тут этот, мордатый, ко мне руки тянет. Я его успокоил, ее… поднял… Погоди, лейтенант. Не могу я в толк взять. Выходит, я что, вот так пятнадцать лет без памяти и просидел? — Георгий провел рукой по лысеющей голове, уставился в зеркало. — Да не может того быть!
— Может, не может. В жизни всякое бывает. Ладно. — Старший лейтенант вспомнил о своих обязанностях. — В общем так: Мать твоя внешних признаков насильственной смерти не имеет. Скорее всего, от возраста преставилась. Милиционер помялся, без необходимости поправил ворот шинели, — сейчас соседок пришлю, они помогут. Ну а ты, раз уж так вышло, значит в себя приходи… — Он не закончил, торопливо шагнул к дверям. — Ты смотри, только не уходи никуда, — предупредил он зачем-то. — И документы ее, ну паспорт, найди, ладно?
Дверь захлопнулась, и Георгий остался один.
Он поднялся, прошел в светелку и опустился возле тела, всматриваясь в лицо умершей.
— Прости, мама, — выдохнул Георгий, заморгал, пытаясь справиться с предательски задрожавшей челюстью, встал и, поправив ветхий халат, вышел в кухню. Огляделся, припоминая, затем раскрыл створки большого, темного от времени, буфета, вдохнув запах старых вещей, лежалой бумаги. Вынул на свет старую жестяную коробку, в которой испокон веку в семье хранились документы.