— Да уж, — крякнула Митокадо, недовольно скользнув по телохранителю Сенджу. — Твой, я вижу, совсем избаловался. Посылает красавицу-жену ночью в сопровождении джонина ради своих дел. Видит Ками, такое поведение больше подходит дельцу и торговцу, нежели Хокаге. Я почти разочарована…
— Со мной все в порядке, не стоит волноваться, — поспешила заверить ее Сенджу. — А Като… вы же понимаете, что кандидату не стоит видеться с членами Совета перед самыми выборами. Это могут неправильно понять.
— Могут. И поймут, — Кохару скосила взгляд на мужа. — Слышишь? Дан имеет сказать нам что-то.
— Я знаю, — прошелестел спокойный Хомура, вновь обменявшись с марионеткой-Кошинори понимающими взглядами. — Нам многие имеют, что сказать. Вопрос лишь в том, будем ли мы слушать. А если будем — как воспримем.
— Все верно, — кивнула Цунаде. — И поскольку вы уже меня слушаете, воспринимайте. Госпожа Митокадо, мой муж уверен, что раскрыл тайну контролера.
Ее резкий тон и стальной взгляд сбили Кохару с толку, причем столь сильно, что она не нашлась, что ответить, целую минуту. И еще больше подливала масла в огонь одна странность — муж не выглядел удивленным, хотя за годы совместной жизни Кохару научилась различать даже самое малое проявление его эмоций. И сейчас он их совсем не проявлял, превратив свое лицо в маску.
Как опытный политик, конечно же, Хомура умел делать это легко и непринужденно, но причины, по которым он вдруг решил поиграть в статую, были скрыты от его жены чуть больше, чем полностью. И это было странно. И это тоже заставляло молчать.
А еще было странно, что Цунаде Сенджу пришла с этими словами именно к ним. Хотя, если подумать, это было как-то даже закономерно.
— Это громкое заявление. Особенно в этих стенах, — все же произнесла Советница, после раздумья. — И в этой компании. Другими словами, Като сейчас говорит твоими устами. И говорит он не как шиноби Страны Огня, но как кандидат на пост Хокаге. Девочка моя, ты понимаешь, чем это пахнет?
— Обвинениями, — тут же припечатал Хомура спокойным голосом. — Като Дан, похоже, обвиняет своего соперника. Хочет доказать, что Орочимару Ясягоро — тот самый контролер.
Его супруга нахмурилась, но смолчала. Муж взял слово, и жене негоже его перебивать. Особенно тогда, когда он произносит вслух ее мысли. Это был жесткий ход, но по лицу Цунаде Кохару поняла, что они избрали верную тактику. Принцесса Сенджу сидела перед ними, гордо выпрямив спину, и не показывала ни малейших признаков волнения.
Она не боялась своих обвинений и знала, как звучат ее слова. Она поддерживала мужа, и ей было все равно на результат разговора.
Либо же этот результат был ею предрешен.
— Я сказала лишь то, что вы услышали. И могу сказать больше, если вы мне дадите, — Цунаде неспешно повела плечами. — У нас есть факты.
— Факты, это еще не доказательства, — ответила Кохару. — Хотя и они небесполезны. Но нет. Ты сказала нам, и я говорю: «Нет». Я не буду слушать обвинения, когда обвиняющий и обвиняемый даже не слышат разговора. И это — мое слово. Если вы хотите разбирательств, то собирайте суд. Суд, а не Совет. Мы с моим дорогим супругом представляем власть, но не пользуемся ей направо и налево. Это — оскорбление, девочка, и тебе везет, что его нанесла не ты, а твой муж. И даже не думай о взятке.
— Взятки не будет, — произнес Хомура, вставая. — Я услышал все, что было нужно. На самом деле даже жаль. Я собирался оставить тебя, старуха.
— Хому… — развернулась к нему жена.
Но договорить не успела. Тело Кошинори осветилось голубым, а после его душа грубо ворвалась в тело госпожи Митокадо. Ее супруг смотрел на то, как жена корчится в муках боли физической и душевной, со спокойным безразличием. И не потому, что разлюбил ее, а потому, что сам же делал это с ней.
Занявший тело клон-Шоурай посмотрел на своего коллегу.
— Глупая, ненужная смерть, — он привык говорить сам с собой. — Только занимает мой ресурс.
— Без Кохару Митокадо обвинения не пройдут, — ответила ему Цунаде. — Мы знаем это. Все идет как надо.
— Да, — подумав, ответил уже Хомура. — Теперь даже Математик Боя не остановит нас.
Сенсома придирчиво осмотрел свою одежду и остался доволен. Прочистив горло, он постучал.
— Не заперто, — донесся до него недовольный голос сына.
Перерожденный вошел. Шиццу с Сануми посмотрели на него, и во взглядах их читалась решимость. Это радовало — из глаз постепенно ушли недоверие, боязнь и даже ненависть. Осталась лишь решимость. Та самая, что позволит им растопить лед и стать семьей. Настоящей семьей…