Он шагнул вперед и быстро прыгнул в затяжном и высоком прыжке отправляясь туда, куда его ударом выкинуло его самого талантливого ученика. Рухнув рядом с регенерирующим телом, Сенсома сверкнул золотыми глазами и стал наблюдать.
Почти полностью уничтоженный сокрушительной атакой учителя, Орочимару восстанавливал тело полностью. И в этот раз техника возрождения была никак не связана со змеями — он смешивал свою плоть с песком, заменяя повреждения на песчинки и превращая их потом, с помощью чакры, в себя самого.
Сенсома даже залюбовался интересной техникой, но тут до его ушей донесся грохот битвы.
— Чие не справляется, хм? — огладил Математик Боя бороду. — Ну что ж… лежи, Орочимару, восстанавливайся. Я приду к тебе позже. А сейчас нужно заняться семьей. Ведь без семьи кто мы, блять, вообще такие?
Он разогнался, вспоминая юношество. Те дни, когда величайший в мире мечник — Миямото Мусаси, обучал его бегу воина.
— Ты, пиздюк, — вещал он наставительно, смотря за попытками парня. — Ногами перебираешь по земельке. Ну и ручками-хуючками помогаешь. Это полная хуйня!
— А чем мне, хером, что ли, перебирать?! — резко огрызался молодой Сенсома.
— Перебирай, дело хорошее, — не обратил внимание на грубость наставник, но тут же посерьезнел. — Я тебе в уши не пизжу — ты используешь только ноги и руки. Пиздюк! У тебя же есть тело! Используй его! Все! Разом.
Шиноби не нужно много уметь, чтобы быстро двигаться. Достаточно просто подавать чакру в нужные на теле места, да грамотно следить за окружающей обстановкой, чтобы не впечататься никуда лицом. Но то — шиноби, а Сенсоме приходилось им не бывать. И нередко. Поэтому науку Миямото Мусаси он перенял. И крепко освоил, подогнав под себя и даже улучшив.
Так что, разогнавшись за два шага, подключая не ноги с руками, а все тело, Сенсома ринулся вперед так, что мог легко посоперничать в скорости с молнией, если такая окажется рядом.
И его скорость пригодилась, потому что он почти в самый последний момент успел отбросить ударом кулака гигантский куб, сотканный из мельчайших песчинок черного металла, который летел в Чие. Постаревшая Казекаге рвано выдохнула, сначала не осознав произошедшего, а потом довольно хмыкнула:
— Ты вовремя, Сенсома.
Сенсома не ответил, засмотревшись на поединок сына с отцом.
Сасори не мог наседать на родителя в ближнем бою, а потому, буквально, убегал от его атак, используя рельеф, природную скорость и, конечно, свою марионетку. Его кукла сносно атаковала сильнейшего шиноби Ветра в ближнем бою, то и дело подключая свои песчаные техники с черным металлом.
Шиццу держался достойно против мощи Третьего Казекаге и гения собственного сына, но было видно, что победы ему не одержать. Но Сенсома засмотрелся не на это — это все он увидел моментально, сразу же, как вообще повернул к сражающимся голову. Его заворожили движения Шиццу, отбивающего марионетке все ее орудия. Сын не спешил и действовал очень последовательно, можно даже сказать, безнадежно медленно.
Потому что он поддавался. Сдерживался, дабы не обрушить на своего потомка всю свою мощь разом. Потому что, несмотря на все, он любил Сасори.
И поэтому он пропустил коварный удар сбоку, а Сенсома позволил ему пройти. И только потом оказался рядом с скрючившимся на песке мужчиной.
— Силен, — выдохнул Шиццу, заметив стоящего над ним отца. — Эта его марионетка — сильная штука.
— Сила, сила, сила, — скучающе покачал головой в стороны Сасори. — Твоя сила, отец, ничего не значит. Ни твоя, ни любая другая. Искусство — вот, что важно. И я владею самым могущественным искусством в мире, понимаешь? Нет? Плевать. Когда-нибудь поймешь.
— Убивать он меня, значит, не планирует, — красноволосый шиноби прикрыл глаза и, застонав, начал подниматься. — Радует, Биджу меня возьми, очень радует!
— Не трогай Биджу, — одновременно осадили его Сенсома с Исобу, а после Сенсома улыбнулся внуку.
— Искусство? Тебя же зовут Сасори, да? Скажи мне, Сасори, где здесь ты увидел могучее искусство?
— Сейчас ты почувствуешь, как оно вскрывает твою грудь, — махнул рукой молодой кукловод.
Марионетка затрещала, вылетая из-за песчаных барханов и сдвоенным ударом орудий с обеих рук врезалась прямо в Сенсому! Точнее, врезалась бы, если бы Сенсома не применил сендзюцу и не стал бесплотным на тот миг, пока клинки входили в его тело. Он буквально мигнул и вернул себе осязаемость ровно в тот момент, когда потрепанные лезвия вошли в его грудь.