Зимой тайга не может скрыть свои тайны. Росписи на снегу выдают их в мельчайших подробностях.
Соболь уже дважды приходил кормиться. Съел часть ляжки, язык. По отпечаткам лап — матерый. Пожалуй, самый крупный среди тех, что обитают на Буге.
Я осторожно вырезал на брюхе кабарги мешочек с мускусной железой — «струю» размером с куриное яйцо. Охотники считают настойку из выделений этой железы тонизирующим средством.
Уходя, замаскировал на подходах две ловушки. Соболь обязательно придет к своему трофею еще не один раз.
Привычную для меня в последнее время вечернюю тишину нарушило мерное поскрипывание лыж. Неужто Лукса?! Как был раздетый, выскочил наружу. Маленький темный силуэт с небольшими, почти детскими нартами выплыл из-за деревьев. Это был одо Аки. Возвращаясь на свой участок, он завернул ко мне переночевать. Радость от встречи с одо была омрачена худой вестью: Луксу положили в больницу с обострившейся язвой желудка. Обидно. Неужели до конца сезона проболеет?
Перекусив, старик достал из берестяного коробка листок бумаги. Макнул его несколько раз в кружку и, помешав чай ложкой, выпил приготовленный напиток маленькими глотками. Я с любопытством наблюдал за этими странными манипуляциями.
Перехватив мой взгляд, старик похвалился:
— Шибко хорош медикамент доктор давал, однако пора новый пиши. Много букв пропади.
— Какой медикамент? — ошарашенно пробормотал я.
Старик осторожно протянул мокрый листок.
— Вот.
Это был обычный рецептурный бланк, на котором едва проступали размытые буквы и синеватая печать.
— Для чего вам этот медикамент? — пряча улыбку, поинтересовался я.
— Сон дари. Медикамент пей — сон иди. Доктор хорошо лечи.
Я деликатно промолчал. Прихлебывая чай, Аки рассказывал деревенские новости.
Тихая речь старика, потрескивание дров ласкали слух, убаюкивали, настраивали на лирический лад. Я, как всегда, размечтался и унесся мыслями к тому дню, когда с пухлыми связками шкурок появлюсь в конторе и завалю ими стол охотоведа…
— Ыууу-ыу, ыууу-ыу, — донеслось из-за Хора.
Жуткий волчий вой-стон медленно нарастал и неожиданно угас на длинной плачущей ноте. Дикая тоска по крови слышалась в нем.
— Мясо проси, — прокомментировал одо Аки, невозмутимо допивая свой «медикамент». Вдруг он встрепенулся, словно вспомнил что-то важное, и даже шлепнул себя по беленькой головке.
— Совсем худой башка стал. Лукса говори: скоро не приди, ты его капкан сними. Однако шибко не сними. Лукса живот обмани — тайга ходи. Я его знай.
— Хорошо, если через две недели не придет, часть капканов сниму.
Тут я не утерпел и задал вопрос, давно вертевшийся на языке:
— Аки, если не секрет, сколько вы нынче соболей взяли?
Старик нахмурился:
— Пошто соболь пугай? Моя говори — соболь новый место ходи, — и быстро перевел разговор в другое русло.
— Пошто твоя стрелка? — спросил он, указывая на висящий над чуркой компас.
— Чтобы не заблудиться, когда солнце скрыто тучами.
— Знай, знай. Пошто стрелка ходи? Пошто сам дорога не смотри? — уточнил старик.
Ему было непонятно, как в тайге можно заблудиться.
Пока разговаривали, я разулся и повесил сушить улы на перекладину. Глянув на подошву, ахнул — она в нескольких местах треснула поперек. И поделом мне. Сушу прямо над печкой. Сколько раз Лукса говорил, что кожа от жара становится ломкой. И почему человек никогда не слушает других? Обязательно надо на своей шкуре убедиться.
Охотника, как и волка, ноги кормят. Они предмет особой заботы, особенно зимой. Аулы — самая подходящая для промысловика обувь: легкая, теплая и удобная. Шьют их из шкур, снятых с шеи или спины лося, изюбря. Годится и со спины кабана. Лучше всего шкуры, добытые зимой, так как кожа в это время года плотнее и толще.
Выделка кожи для ул — процесс не сложный, но длительный. Обувь из правильно выделанной кожи получается мягкой и прочной. Внутри улы выкладывают травой хайкта, специально для этого заготовляемой. Она хорошо сохраняет тепло и в то же время служит своеобразными портянками, предохраняющими ноги от мозолей. Помимо этого в сильный мороз на ноги еще надевают меховые чулки.
Что-то стал быстро уставать в последние дни. Все делаю через силу. Видимо, выдохся, или, как говорят спортсмены, произошло «накопление остаточной усталости». Постараюсь завтра уменьшить нагрузку, хотя это и непросто. Когда за очередной волной сопок открываются новые голубеющие дали, чем дальше обращаешь взор, тем заманчивей и богаче представляется тамошняя тайга. Так и влечет туда, а что именно — трудно понять. Неизвестность? Пожалуй. Она во все времена манила и манит людей за горизонт.