Мы огляделись. Над нами торжественно и необъятно высоко голубело небо. На снегу ни единого следочка. Мне представилось, что это чистый лист бумаги, на котором нам предстоит записать историю охоты длиной в сто двадцать дней.
Вокруг громоздились типичные для этих мест крутобокие сопки, щетинящиеся, словно встревоженные ежи, островерхими, темными елями и более светлыми разлапистыми корейскими кедрами. На противоположном берегу, над Хором отрог, обрывающийся в речную гладь неприступной двухсотметровой стеной. Его гребень украшали огромные, источенные временем каменные иглы и зубчатые башни, напоминающие развалины старинной крепости.
Хор еще не встал и тянулся холодной, черной лентой, разрезая белое покрывало. Сквозь прозрачную воду были видны лежащие на дне пестрые, обезображенные брачным нарядом и трудной дорогой к нерестилищу кетины. Уровень воды в реке упал, и часть рыбин оказалась на галечном берегу. Наши собаки тут же воспользовались возможностью полакомиться. В их довольном урчании слышалось: «Райское место! Тут голодать не придется!»
Так получилось, что Лукса в преддверии сезона остался без напарника. Его товарищ Митчена, деливший с ним радости и невзгоды промысловой жизни в течение многих лет, совсем потерял зрение и перебрался к дочери в райцентр — Переяславку. Это обстоятельство меня и выручило. Лукса, правда не без колебаний, согласился взять меня — городского, неопытного очкарика на свой участок.
Хотя день только начинался, удэгеец поторапливал: предстояла большая работа по обустройству становища.
Взбираясь на берег, услышали задорный посвист. Его невозможно спутать ни с каким другим лесным звуком — рябчик! Судя по мелодии, петушок. Лукса движением руки остановил меня, а сам спрятался за ствол ели и, достав самодельный манок, ответил более глухим переливом курочки. По треску крыльев было понятно, что рябчик перепорхнул ближе. Он опять подсвистел. Хлопки послышались совсем рядом. Тут и я разглядел петушка. Вытянув шею и нетерпеливо переступая по ветке березы, он высматривал подружку.
— Живой, — радостно прошептал охотник. — Четвертый сезон так встречает. Совсем свой стал.
Луксин «свояк» подлетел еще ближе и с явным интересом разглядывал нас. Вынырнувший из кустов Пират, не разделяя чувств хозяина, с лаем запрыгал под деревом. Петушок встрепенулся и, спланировав, растворился в буреломной чаще.
Надо сказать, наши четвероногие помощники резко отличались друг от друга. Пират — рослый, нахрапистый, с хорошо развитой мускулатурой, быстрой реакцией и нахальными глазами. Индус, напротив, — вялый, тщедушный. При появлении Пирата он поджимал хвост и отходил в сторону. Столь же резко собаки различались и по окрасу. Пират белый, только кончики подвижных ушей и хвоста черные, а Индус серо-бурый. Попал он в нашу компанию случайно. Когда мы загружали в удачно подвернувшийся вертолет мешки со снаряжением и продуктами, на краю поляны сидел и наблюдал за нашей беготней одинокий пес. Я на ходу кинул ему кусок хлеба. Тот, не жуя, проглотил его и бочком, не сводя с меня грустных глаз, подошел к трапу.
— Быстрей поднимайся, летим! — крикнул мне Лукса.
Оказавшись в салоне, я оглянулся. Собака молча, одними глазами, просилась к нам.
— Может, возьмем? Вдруг у нее талант к охоте?
— Бери, бери. Пиратке веселей будет, — согласился наставник.
Перетаскав вещи к становищу, занялись дровами. Двуручной пилой кое-как свалили сухостойный кедр. Отпилили и раскололи несколько смолистых чурок. Комель был настолько насыщен смолой, что полено, брошенное в воду, тонуло, как камень. Отвалившиеся от ствола куски красноватой, ребристой коры изнутри были усыпаны личинками, куколками — что-то недоглядели дятлы за лесным патриархом. На ночь кедр не годился — быстро сгорает. Поэтому напилили еще и сырого ясеня. Он горит долго и дает много жарких углей.
Очистив на небольшом пятачке, свободном от кустов, землю от снега, поставили удэгейскую палатку с матерчатыми сенями, вроде половинки небольшого чума. (В них удобно хранить дрова и капканы.) Главной особенностью удэгейских палаток является то, что она устанавливается не с помощью стоек и колышков, а крепится внутри каркаса из жердей. Очень удобная конструкция для зимы, когда колышки в промерзшую землю забить практически невозможно.