«Кодзики»
Закончив рассказывать, дед неожиданно усмехнулся:
— А ведь танцующая богиня Удзумэ разделась практически донага. Я это никогда не акцентировал, ведь ты была мала. Но знаешь, Таня, я часто думал, когда читал «Кодзики» в школе, именно об этом моменте. Представляешь, как давно существовал «тёнкина»?
Я с нескрываемым изумлением воззрилась на него.
— А что это? — спросила я после паузы.
— Тёнкина — это танец с раздеванием в «веселых» домах старого Эдо, — ответил, улыбнувшись, дед. — Сейчас это называется стриптиз, — добавил он.
— А я, возможно, вновь поеду в Токио ненадолго, — неожиданно призналась я. — Только нашим не говори.
Глаза деда на миг расширились и словно заглянули в невидимую даль.
— Это было так давно, Таня, словно не со мной и в другой жизни. Странно все это вспоминать, сидя здесь. Я ездил в Токио, и не раз. Знаешь, — он усмехнулся и повернулся ко мне, — и в Ёсивара побывал. Это такой район, где были собраны «веселые» дома.
— После войны американцы уничтожили его, — тихо сообщила я.
— Что ж, всему свое время, — вздохнул дед. — Я, конечно, помню многое, но внутренне я уже успокоился, прижился на этой земле. До войны я был совсем молод, всего двадцать! И очень горяч, — после паузы проговорил дед.
Я увидела, что его глаза затуманились. Бабочка-крапивница села на конец мундштука его погасшей трубки, которую он держал в опущенной руке. Но дед этого даже не заметил.
— А я ведь был влюблен сразу в двух девушек, — неожиданно засмеялся он.
И бабочка вспорхнула и перелетела на цветок ромашки, росший возле колодца.
— И обе абсолютно не подходили такому парню, как я, — добавил он после паузы, не переставая улыбаться.
— Расскажи, деда! — не выдержала я. — А то сейчас кто-нибудь придет и нам помешает.
— Танюша! — раздался голос бабушки. — Ты где? Там тебя соседский паренек спрашивает.
— Ну вот! Я же говорила! — рассердилась я.
— Иди, внучка, — сказал дед, — а то невежливо. Я потом расскажу, если тебе интересно.
— Обещаешь? — спросила я, вставая и одергивая короткий сарафан.
— Обязательно, — ответил он и вновь раскурил трубку.
Я вышла за ограду и увидела сидящего на скамейке Стаса. Он сильно покраснел и поздоровался тихо и робко. Желание мгновенно захлестнуло меня, но я постаралась принять невозмутимый вид.
— Привет! — спокойно сказала я.
— Я соскучился, — откровенно заявил Стас и заглянул мне в глаза.
— Погуляем? — предложила я.
Тут до меня дошло, что мы оба четко знаем, чего хотим. Я вдруг поняла, что Стас изнемогает от желания, также как и я.
Я схватила его за руку и быстро пошла по улице. Днем она была пустынна, так как население занималось многочисленными хозяйственными делами. И даже собакам лень было в такую жару выбираться из дворов и облаивать нас. Только гуси, если мы проходили близко от них, начинали шипеть, вытягивая шею и хлопая крыльями.
Мы вышли на окраину деревни, перебрались через шоссе, пересекли поле, засеянное кукурузой, и зашли в тенистый прохладный березняк. Все это время мы молчали. Сильный ветер, дующий сегодня с утра, делал жару не такой нестерпимой. Я заметила, как он ворошит сено в недавно сметанной, рыхлой копне, которая возвышалась на небольшой круглой поляне. Мы, не сговариваясь, направились туда и упали на сено практически одновременно. Оно спружинило под нами, обдавая ароматом разогретой на солнце высыхающей травы. Я закинула руки за голову и посмотрела в небо, на котором белели тоненькие облачка, напоминающие разметанные перья. И тут же перед моими глазами появилось раскрасневшееся лицо Стаса. Он навалился на меня и начал лихорадочно целовать лицо, потом шею, потом опустился ниже. Я перебирала его крупные спутанные кудри, закрыв глаза и изнемогая от желания. Он поднял подол моего короткого сарафана, отодвинул уже влажную серединку трусиков, и я почувствовала с легким изумлением умелый ласкающий язычок. Он нашел мое «зернышко», и я быстро кончила, извиваясь на сене и с трудом сдерживая крик. Но Стас не остановился. Переместившись, его язык проник в «яшмовые ворота». Но когда я почувствовала приближение оргазма, Стас отстранился и быстро перевернул меня. Он стремительно вошел сзади, но так резко и глубоко, что достиг моей точки боли. Я невольно вскрикнула. Привычный спазм, правда, не такой сильный, закрыл «яшмовые ворота». Стас замер, потом начал мягко массировать мои бедра и живот. Когда я расслабилась, он аккуратно вынул член и лег на сено. Я ощутила страх.