Я устроился поудобнее в кресле. Девушка опуская руку вдоль бедра — живот ее и в самом деле казался отлитым из голубого металла, — внимательно смотрела на меня. Она уже не казалась пьяной. Может быть, и раньше мне просто померещилось.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Брегг. Эл Брегг. А тебя?
— Наис. Сколько тебе лет?
«Интересные обычаи, — подумал я. — Ну, что ж, видимо, так принято».
— Сорок, а что?
— Нет, ничего. Я думала, сто.
Я улыбнулся.
— Пусть будет сто, если ты так хочешь.
«Самое смешное, что это правда», — подумал я.
— Что выпьешь?
— Спасибо, ничего.
— Как хочешь.
Она подошла к стене, и там открылось нечто вроде небольшого бара. Она заслонила собой полки. Потом обернулась, неся поднос с бокалами и двумя бутылками. Чуть нажав бутылку, она налила мой бокал до краев — жидкость выглядела совершенно как молоко.
— Спасибо, — сказал я, — я ничего не хочу.
— Но ведь я тебе ничего и не даю?! — удивилась она.
Увидев, что я снова сделал ошибку, хоть и не понимая, какую именно, я пробурчал что-то себе под нос и взял бокал. Она налила из другой бутылки себе. Жидкость была маслянистая, бесцветная, она слегка пенилась и быстро темнела, будто от соприкосновения с воздухом. Наис села и, касаясь губами края бокала, равнодушно спросила:
— Кто ты?
— Коль, — ответил я. Поднял бокал, чтобы присмотреться к нему, — это молоко было совершенно без запаха. Я не стал к нему притрагиваться.
— Нет, серьезно, — сказала она. — Ты думал, я в темную, да? Ничего подобного. Это просто кальс. Была с шестеркой, понимаешь, только вдруг дно стало отвратительным. Особенно-то стараться было не к чему и вообще… я уж собиралась выйти, когда ты подсел.
Кое-что я все-таки улавливал: видимо, я случайно сел за ее столик, пока ее не было; может быть, она танцевала? Я дипломатично промолчал.
— Ты издали выглядел так… — она не могла найти нужного слова.
— Солидно? — подсказал я.
Ее веки дрогнули. Неужели и на них металлически пленка? Нет, это, наверно, краска. Она подняла голову.
— А что это значит?
— Ну… э… внушающий доверие…
— Ты странно говоришь. Откуда ты?
— Издалека.
— Марс?
— Дальше.
— Летаешь?
— Летал.
— А теперь?
— Вернулся.
— Но будешь снова летать?
— Не знаю. Наверное, нет.
Разговор как-то угасал — казалось, она уже немного раскаивалась в своем легкомысленном приглашении и мне хотелось облегчить ее положение.
— Может, я пойду? — спросил я, так и не прикоснувшись к напитку.
— Почему? — удивилась она.
— Мне казалось, что тебе… так будет приятнее.
— Нет, — сказала она, — ты думаешь… нет, отчего же… почему ты не пьешь?
— Я пью.
Это все же было молоко. В такую пору, при таких обстоятельствах! Я был изумлен, и она, наверное, заметила это.
— Что, не нравится?
— Это… молоко, — проговорил я. Наверно, вид у меня был совершенно идиотский.
— Да нет же! Какое молоко? Это брит…
Я вздохнул.
— Слушай, Наис… я, пожалуй, пойду. Правда. Так будет лучше.
— Так зачем же ты пил? — спросила она. Я молча смотрел на нее. Язык не так уж изменился — только я все равно ничего не понимал. Ничего.
Это они изменились.
— Как хочешь, — сказала она наконец. — Я тебя не держу. Но сейчас… — она смутилась. Хлебнула свой лимонад — так я мысленно назвал этот пенистый напиток, — а я опять не знал, что сказать. Как это все было сложно!
— Расскажи о себе, — предложил я, — хочешь?
— Хороню. А потом ты расскажешь?
— Да.
— Я в Кавуте второй год. Последнее время разленилась, не пластовала регулярно и… так как-то. Шестерка у меня неинтересная. По правде говоря, у меня… никого нет. Странно даже…
— Что?
— Что никого нет…
Снова сплошной мрак. О ком она говорила? Кого нет? Родителей? Любовника? Знакомых? Абс был прав — без восьмимесячной подготовки в Адапте я тут ничего не пойму. Но сейчас мне тем более не хотелось пристыженным возвращаться за парту.
— Ну, а дальше? — спросил я и, вспомнив, что держу в руке бокал, снова отпил из него. Ее глаза расширились от изумления. Что-то вроде насмешливой улыбки скользнуло по губам. Она допила свой бокал до дна, протянула руку к пуху, покрывавшему плечи, и разорвала его — не отстегнула, не сняла, а просто разорвала, и выпустила обрывки из пальцев, как ненужный мусор.
— В конце концов мы мало знакомы, — сказала она.