— Там было упомянуто пожертвование в общество «Благо Швеции».
— Что-то такое помню — хоть и не уверен.
— Выяснилось, что это общество — составная часть шведской нацистской организации.
Якоби нервно забарабанил пальцами по одеялу:
— Нацизм умер вместе с Гитлером.
— И тем не менее в Швеции немало людей, передающих средства в эту организацию. Среди них много и молодых людей.
Якоби смотрел на него, не мигая.
— Кто-то собирает марки. Или спичечные этикетки. Ничего необычного в том, что кто-то коллекционирует отброшенные политические идеалы, я не вижу. Люди всегда тратят жизнь на чепуху. Например, бесконечные и ничего не говорящие сериалы — их создатели просто-напросто презирают зрителей, считают их законченными кретинами. Люди таращатся на эти серии и умирают, не досмотрев.
— Мой отец пожертвовал деньги этой организации. Он был нацистом?
— Я знал вашего отца как патриота с развитым национальным сознанием.
— А мать?
— Я ее почти не знал. Она еще жива?
— Умерла.
Якоби раздраженно прокашлялся:
— Зачем вы вообще пришли?
— Чтобы спросить, был ли мой отец нацистом.
— И почему вы решили, что я могу ответить на этот вопрос?
— Сейчас уже не осталось почти никого, кто бы мог на него ответить.
— Я уже ответил. Но мне интересно, почему вы решили меня побеспокоить.
— Я обнаружил его имя в списках членов нацистской организации. Я не знал, что он был нацистом.
— Какие еще списки?
— Я точно не знаю. Но там больше тысячи имен. Многие уже умерли. Но члены их семей продолжают вносить деньги.
— У организации должно быть имя. Как она там называлась? «Благо Швеции»?
— По-видимому, это некое добровольное объединение, но оно явно кому-то подчиняется. Кому — не знаю.
— Где вы нашли эти списки?
— Пока секрет.
— И ваш отец был в этих списках?
— Да.
Якоби облизнул губы. Стефан решил, что он пытается улыбнуться.
— В тридцатые — сороковые годы Швеция была вполне нацистской страной. Нацизм, в частности, был очень популярен среди юристов. Не только великий Бах был немцем. Швеция всегда заимствовала свои идеалы из Германии — литературные, музыкальные, политические. Так было до конца войны. Потом время переменилось, и мы стали черпать свои идеалы в США. Но не надо думать, что, поскольку Гитлер привел свою страну к страшной катастрофе, культ белого сверхчеловека и ненависть к евреям прекратили существование. Все эти идеи по-прежнему живы в сознании поколения, которому вдолбили их еще в юности. Ваш отец принадлежал к этому поколению, а может быть, и мать. И кстати, никто не уверен, что эти теории не возродятся вновь.
Якоби замолчал — говорить ему мешала одышка. Дверь позади Стефана открылась. Анна Якоби принесла отцу стакан воды.
— Время истекло, — сказала она.
Стефан поднялся.
— Вы вполне удовлетворены ответом? — спросил Якоби.
— Пытаюсь понять, — сказал Стефан.
— Дочь сказала, что вы больны.
— У меня рак.
— Неизлечимый?
Якоби задал этот вопрос неожиданно бодрым тоном, как будто его радовала мысль, что смерть — не только удел стариков, проводящих последние дни жизни, слушая Баха.
— Надеюсь, что излечимый.
— Разумеется. Но смерть — это наша тень, мы не можем от нее избавиться. И в один прекрасный миг эта тень превращается в дикого зверя, и скрыться от него мы не можем.
— Надеюсь, что меня вылечат, — повторил Стефан.
— Если нет, предлагаю Баха. Единственное лекарство, которое помогает. Музыка Баха утешает, облегчает боли и придает мужества.
— Спасибо, запомню. Спасибо, что уделили мне время.
Якоби молча закрыл глаза. Стефан и Анна Якоби вышли из комнаты.
— Мне кажется, у него боли, — сказала дочь в прихожей. — Но он не хочет принимать болеутоляющих лекарств. Говорит, что не может слушать музыку, когда у него в голове туман.
— А чем он болен?
— Старость и отчаяние. Ничего больше.
Стефан протянул руку и попрощался.
— Надеюсь, все будет хорошо, — сказала она, — вас вылечат.
Он вернулся к машине, сгибаясь от сильного ветра. Что делать дальше? — спросил он себя. Я побывал у умирающего старика, чтобы спросить, знал ли он, что мой отец был нацистом. Могу, конечно, расспросить сестер — знали ли они. Или, во всяком случае, посмотреть на их реакцию. А дальше? Что мне делать с ответами? Он сидел в машине, не двигаясь. Женщина, преодолевая ветер, толкала детскую коляску. Он провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду. Вот и все, что у меня есть. Сижу в машине среди вилл под Варбергом. Я никогда сюда не вернусь и скоро забуду, как называлась улица и как выглядел дом.
Он решил позвонить Елене и вытащил телефон. Там было сообщение. Звонил Джузеппе. Он набрал его номер, и Джузеппе сразу взял трубку.
— Ты где? — спросил он.
— В Варберге.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прилично.
— Я только хотел тебе рассказать, что у нас происходит. У тебя есть время?
— Сколько угодно и даже больше.
Джузеппе засмеялся.
— Так не бывает, — сказал он. — А мы немного продвинулись, в основном в вопросе об оружии. В случае Молина использовали целый арсенал — дробовик, патроны со слезоточивым газом, может быть, еще что-то. Их, разумеется, где-то украли. Мы запросили сводку всех краж оружия. По-прежнему неясно, откуда оно взялось, но кое-что прояснилось. Во всяком случае, мы теперь знаем, что при убийстве Андерссона использовалось другое оружие, чем в случае Молина. Техники абсолютно уверены. И тут возникает версия, которую мы не прорабатывали.
— Что их было двое?
— Точно.
— А может быть, все-таки один.
— И так может быть. Но версию отбрасывать нельзя. И еще одна новость: в Сетере поступило заявление о краже оружия. Хозяин неделю отсутствовал, а когда приехал, обнаружил, что дом взломан и оружие исчезло. Это выплыло, когда мы начали интересоваться, не пропадало ли в последнее время огнестрельное оружие. Калибр совпадает с ружьем, из которого убили Андерссона. Но никаких следов вора не нашли.