Эльза Берггрен снова села.
— Он вам угрожал, — сказал Эрик Юханссон. — В чем это выражалось?
— Он задавал вопросы об Аврааме Андерссоне.
— Какие вопросы?
— По сути, только один — кто убил Авраама Андерссона?
— И ничего больше? Про Герберта Молина, например?
— Нет.
— Как именно он спрашивал?
— «Who killed Mr. Abraham?» Или: «Who killed Mr. Andersson?»
— Вы сказали, он вам угрожал?
— Он хотел знать правду. Иначе, сказал он, это для меня плохо кончится. Кто убил Андерссона? Я сказала, что не знаю.
Эрик Юханссон покачал головой и посмотрел на Стефана;
— А ты что скажешь?
— Странно, что он не спросил о мотиве. Почему убили Авраама Андерссона?
— Я говорю, как было. Он спрашивал только — кто убил. У меня было твердое ощущение — он с самого начала был уверен, что я знаю. Потом я поняла, что у него на уме, и тут я испугалась. Он думал, что это я его убила.
На Стефана волнами накатывалась дурнота, но он пытался собраться с мыслями. Он понимал, что рассказ Эльзы Берггрен все меняет. Важно было не то, что нападавший у нее спрашивал, важно было то, что он не спрашивал. И этому было только одно объяснение — он уже знал ответ. Стефан весь взмок. Человек, который пытался задушить его или придушить до потери сознания, вполне мог быть главным действующим лицом в драме, начавшейся с убийства Герберта Молина.
Зазвонил телефон Эрика. Это был Джузеппе. По встревоженному голосу Эрика Стефан понял, что Джузеппе гонит сломя голову.
— Он уже проехал Брунфлу, — сказал Эрик Юханссон, нажав кнопку отбоя. — Просит нас подождать его на месте. Я пока запишу показания. Надо начинать розыск этого типа.
Стефан встал:
— Я выйду. Мне нужен свежий воздух.
Выйдя во двор, он понял, что пытается что-то припомнить, что-то связанное с рассказом Эльзы Берггрен. Обошел дом, стараясь держаться подальше, чтобы не затоптать возможные следы. Он попытался представить описанное ею лицо. Он знал, что не встречался с этим человеком, но все равно у него было чувство, что он где-то его видел. Он постучал себя по лбу в надежде оживить память. Что-то, связанное с Джузеппе.
Ужин в гостинице. Они сидят за столом. Официантка курсирует между кухней и залом. Там был еще один посетитель. Пожилой человек, он сидел один за столиком. Лица его Стефан не запомнил, но что-то такое в памяти отпечаталось. Через минуту он вспомнил. Этот человек не сказал ни единого слова, хотя несколько раз подзывал официантку. Он уже был в ресторане, когда туда пришли сначала Стефан, а потом и Джузеппе. И он оставался, когда они ушли.
Он порылся в памяти. Джузеппе рисовал что-то на обратной стороне счета. Перед уходом он смял его и бросил в пепельницу.
Что- то с этой бумажкой, а что именно, он не мог припомнить. Но человек за столом все время молчал. И чем-то он неопределенно напоминал беглый словесный портрет, данный Эльзой Берггрен.
Он вернулся в дом. Было двадцать минут второго. Эльза Берггрен все еще сидела на диване. Она была очень бледна.
— Он варит кофе, — сказала она.
Стефан пошел в кухню.
— Без кофе я ничего не соображаю, — сказал Эрик Юханссон. — Может, тоже выпьешь? Говоря по правде, вид у тебя кошмарный. Может быть, все-таки обратишься к врачу?
— Сначала поговорю с Джузеппе.
Эрик Юханссон варил кофе. Он медленно сосчитал до пятнадцати.
— Извини, что я был резок. Но полиция здесь, в Херьедалене, часто чувствует себя обойденной. Это касается и Джузеппе. Чтобы ты знал.
— Я понимаю.
— Думаю, что не понимаешь. Но это так.
Он налил Стефану. Стефан продолжал мучительно припоминать, что же такое связано с исписанной Джузеппе бумажкой. Но только под утро у него появилась возможность спросить Джузеппе, что он помнит о том вечере в ресторане. Джузеппе приехал без двух минут два. Когда он выяснил ситуацию, они втроем поехали в полицию, вызвав для наблюдения за домом другого полицейского. Словесный портрет был слишком расплывчатым, чтобы на основе его объявить розыск. Но из Эстерсунда в первой половине дня должно прибыть подкрепление. Опять надо будет начинать стучаться во все двери. Кто-то же должен был что-то заметить, рассуждал Джузеппе. Наверняка у него есть машина. Не так уж много англоговорящих южноевропейцев можно встретить в это время года в Свеге. Случается иногда, конечно, что кто-то приезжает из Мадрида или Милана поохотиться на лосей. Итальянцы к тому же страстные грибники. Но сейчас грибов нет, а сезон охоты пока не открыт. Кто-то должен был его видеть. Или его, или машину. Или что-то еще.
В полшестого Эрик ушел поставить у дома заграждение. Джузеппе выглядел усталым и раздраженным.
— Он должен был сделать это сразу, — сказал он. — Как можно работать, если не соблюдаются элементарные правила?
Он сел на стул и положил ноги на письменный стол.
— Помнишь наш ужин в гостинице? — спросил Стефан.
— Прекрасно.
— Там сидел еще один посетитель — пожилой мужчина. Помнишь?
— Слабо. У дверей в кухню?
— Левее.
Джузеппе устало смотрел на него:
— Почему ты его вспомнил?
— Он не произнес ни слова. Это можно объяснить тем, что он не хотел показывать, что он иностранец.
— Какого черта он не должен этого показывать?
— Потому что мы полицейские. Это слово повторялось за обедом много раз. «Полиция» — это полиция, почти на всех языках. К тому же мне кажется, что он подходит под портрет, описанный Эльзой Берггрен.
Джузеппе покачал головой:
— Не тянет. Слишком похоже на случайность и слишком глубокомысленно.
— Может быть. Но как бы то ни было — ты сидел и что-то рисовал на бумажке, пока мы ели.
— Это был счет. Я на следующий день спросил про него, но бумажка пропала. Официантка сказала, что она счета не видела.
— В том-то и дело. Куда он делся?
Джузеппе перестал качаться на стуле.
— Ты хочешь сказать, что этот человек мог взять счет после нашего ухода?
— Я ничего не хочу сказать. Я просто думаю вслух. Что ты там писал?
— Имена, мне кажется, — Джузеппе говорил медленно, пытаясь вспомнить, — абсолютно точно, имена. Мы говорили, что их трое — Герберт Молин, Авраам Андерссон и Эльза Берггрен. Пытались понять, что их связывает.