Стефан подумал и покачал головой.
— Та, что нашла труп. Она убиралась у Молина раз в две недели.
— Теперь помню. Я читал о ней в твоей папке.
Джузеппе наморщил лоб.
— Кажется, это было сто лет назад. А прошло всего две недели.
Он покачал головой, как будто только что открыл неравномерное течение жизни.
— Что-то случилось с ее мужем, — вспомнил Стефан.
— У него был шок, когда он увидел тело Молина на опушке. Но дело не в нем. Мы пару раз основательно с ней беседовали. Выяснилось, что она совершенно не знала Герберта Молина, хоть и убиралась у него. Он никогда не оставлял ее одну, всегда следил за ней, не позволял убирать комнату для гостей — ту, где он держал свою куклу. Она считает, что он был высокомерный и малоприятный тип. Но платил хорошо.
Джузеппе отставил чашку.
— Она позвонила утром и сказала, что немного отошла, подумала и что у нее есть еще кое-что нам рассказать. Сейчас я еду туда, и подумал, может быть, тебе тоже интересно.
— Конечно.
Джузеппе достал из пакета фотографию в рамке со стеклом. Со снимка глядела женщина лет шестидесяти.
— Знаешь, кто это?
— Нет.
— Катрин Андерссон. Вдова Авраама Андерссона.
— И зачем ты таскаешь с собой ее портрет?
— Затем, что меня попросила Ханна Тунберг. Она хотела увидеть, как выглядит жена Авраама Андерссона. Почему — не знаю. Но я послал одного паренька утром в Дунчеррет за фотографией.
Джузеппе допил кофе и встал.
— Ханна живет в Иттерберге, — сказал он. — Это недалеко.
Дом, старинный и ухоженный, стоял на самой опушке леса. Когда они ставили машину, выскочил пес и залаял. Во дворе возле ржавого трактора стояла женщина, ожидая, пока они подойдут.
— Ханна Тунберг, — сказал Джузеппе. — Она одета точно так же, как тогда, когда я ее видел в последний раз. Она принадлежит к практически вымершему типу людей.
— Какому?
— Тех, кто приодевается для встречи с полицией. Спорим, что она испекла булочки?
Он улыбнулся и вылез из машины.
Джузеппе представил Ханне Стефана. Стефан никак не мог определить ее возраст: ей, скорее всего, было около шестидесяти, но, может быть, и пятьдесят.
— Я поставила кофе, — сказала она. — Муж ушел.
— Надеюсь, не из-за нашего приезда? — спросил Джузеппе.
— Он у меня немного странный, — сказала Ханна. — Не особенно любит иметь дело с полицией. Хотя очень, очень порядочный человек.
— Не сомневаюсь, — сказал Джузеппе. — Можно войти?
В доме пахло табаком, собакой и брусникой. В гостиной на стенах висели оленьи рога, коврики и несколько картин, изображающих лес. Ханна Тунберг отодвинула вязанье, зажгла сигарету, затянулась и тяжко закашлялось. В легких у нее скрипело и свистело. Стефан заметил, что кончики пальцев у нее желтые. Она принесла кофе и разлила по чашкам. На столе стояло блюдо с булочками.
— Теперь можем поговорить спокойно, — сказал Джузеппе. — Вы сказали, что все обдумали. Хотите что-то рассказать?
— Я, понятно, не знаю, может, это и не важно.
— Заранее никогда не знаешь. Мы слушаем.
— Это насчет той дамы, что заезжала к Герберту.
— Вы имеете в виду Эльзу Берггрен?
— Я ее несколько раз у него заставала. Приду с уборкой, а она там. Но она сразу уезжала. По-моему, она странноватая.
— В каком смысле?
— Больно заносчивая. Не люблю, кто задается. И Герберт Молин тоже был такой.
— Она что-то такое вам сказала, что вам показалось, что она задается?
— Нет, вроде бы нет, но я это чувствую. Она смотрела на меня сверху вниз.
— Потому что вы приходили убираться?
— Вот именно.
Джузеппе кивнул.
— Замечательные булочки, — сказал он. — Мы слушаем.
Ханна Тунберг продолжала курить, не замечая, что сыплет пепел на юбку.
— Этой весной, — продолжала она. — В конце апреля, кажется. Я пришла к нему с уборкой, а его нет. Я подумала — странно, мы же договорились на это время.
Джузеппе поднял руку и прервал ее:
— А так всегда было? Вы каждый раз заранее договаривались?
— Всегда. Он всегда хотел знать точно, когда я приду.
Джузеппе кивком попросил ее продолжать.
— Так вот, его не было. Я и не знала, что делать. Но я точно знаю, что не перепутала день или там час. Я всегда записывала, на когда мы договорились.
— И что дальше?
— Я подождала, а его нет и нет. Там у него санки под окном стояли, я на них встала и заглянула в окно. А вдруг заболел? Но дома было пусто. Тогда я подумала про Авраама Андерссона — они иногда встречались.
Джузеппе вновь поднял руку:
— Откуда вы знаете?
— Герберт сам сказал. Говорит, я тут никого не знаю, кроме Эльзы, говорит, и Авраама.
— Рассказывайте.
— Я подумала, надо туда съездить, я же знала, где он живет. Муж ему как-то чинил смычок, он у меня на все руки, муж. Так я туда и поехала. Постучала в дверь. Долго ждала, пока он откроет.
Она раздавила окурок и тут же прикурила другую сигарету. Стефана начало подташнивать от дыма.
— Это уже после обеда было, — сказала она, — часа в три. А он не одет.
— Что, голый? — удивился Джузеппе.
— Я сказала — не одет. Я не сказала — голый. Был бы голый, я бы сказала — голый. Мне рассказывать или вы все время будете меня перебивать?
— Я возьму еще булочку и буду молчать, — пообещал Джузеппе. — Продолжайте.
— Брюки на нем были. А рубашки не было. И босой. Я спрашиваю, может, он знает, где Герберт. А он говорит — не знаю. И дверь норовит закрыть. Не хочет, чтобы я в дом входила. Я тут же поняла, где собака зарыта.
— Он был не один?
— Вот именно.
— А откуда вы знаете? Видели кого-то?
— Не в тот момент, но я все равно поняла. И пошла к своей машине. Она прямо рядом с воротами стояла. Смотрю — а за гаражом еще какая-то машина стоит. Это не Авраама машина, думаю.
— Почему вы так подумали?
— Сама не знаю. Иногда просто знаешь, и все. С вами такого не бывает?
— И что вы делали дальше?
— Я уже ключ в замок сунула, надо ехать, думаю, а тут гляжу в заднее зеркало — кто-то из дома выходит. Женщина. Как увидела, что я еще не уехала, — сразу в дом.