Джузеппе вытащил фотографию Катрин Андерссон и протянул ей. Она немедленно уронила на снимок пепел.
— Нет, — сказала Ханна. — Это была не она. Конечно, не так близко было, а потом, в зеркале много не увидишь, но это была не она.
— А кто?
Она ответила не сразу. Джузеппе повторил вопрос:
— Кто это был, как вы думаете?
— Эльза Берггрен. На сто процентов, правда, не ручаюсь.
— Почему?
— Все было очень быстро.
— Но вы же видели ее раньше. И все равно точно сказать не можете?
— Я ее видела-то, может, несколько секунд. Она вышла, заметила машину и сразу в дом юркнула.
— То есть она не хотела, чтобы ее видели?
Ханна Тунберг поглядела на него с удивлением:
— И что тут странного? Она в доме, где полуголый мужчина, да к тому же и не муж ей.
— Память работает как фотоаппарат, — сказал Джузеппе. — Видит человек что-то — и картинка уже в голове. Чтобы что-то ясно запомнить, необязательно долго смотреть.
— Но бывают и нерезкие снимки, правда?
— А почему вы раньше об этом не рассказывали?
— Вчера только вспомнила. Память у меня не то чтобы очень. Но я подумала — а вдруг это важно? Если только это Эльза Берггрен. У нее тогда, значит, не только с Молином, но и с Андерссоном были дела. И потом, если это и не она была, то уж точно не жена.
— Иными словами, вы не на сто процентов уверены, что это была Эльза Берггрен, но на все сто, что это не Катрин Андерссон?
— Точно так.
У нее опять начался приступ кашля. Она раздраженно придавила сигарету в пепельнице.
Потом перевела дыхание, приподнялась на стуле и ничком упала на пол. Кофейник перевернулся. Джузеппе вскочил в ту же секунду и перевернул ее на спину.
— Она не дышит, — крикнул он. — Звони в «Скорую».
Джузеппе начал делать искусственное дыхание, пока Стефан лихорадочно доставал телефон. Он потом вспоминал все происходящее, как в замедленной съемке. Джузеппе, прильнувший ко рту лежащей на полу женщины и пытающийся вдуть в нее жизнь, медленно поднимающаяся к потолку струйка дыма от непогасшей сигареты в пепельнице. «Скорая помощь» приехала через полчаса. К тому времени Джузеппе сдался. Ханна Тунберг была мертва. Он пошел в кухню и прополоскал рот. Стефан подумал, что он много раз видел мертвых — дорожные происшествия, самоубийства, убийства… Но сейчас он в первый раз осознал, как близка смерть. Только что она держала сигарету в руке и отвечала на вопросы, а сейчас — мертва.
Джузеппе вышел во двор встретить «скорую».
— Все произошло за секунду, — сказал он медику, проверявшему, действительно ли Ханна мертва.
— Мы вообще-то не перевозим трупы, — сказал тот. — Но не оставлять же ее здесь.
— Двое полицейских могут засвидетельствовать, что она умерла естественной смертью. Я прослежу, чтобы написали рапорт.
«Скорая» уехала. Джузеппе посмотрел на Стефана и покачал головой:
— Просто не верится, что это правда. Что это может быть так быстро. Впрочем, лучшей смерти и пожелать нельзя.
— Только бы не слишком рано.
Они вышли во двор. Собака залаяла. Начинался дождь.
— Что она сказала? Муж ушел?
Стефан огляделся. Машины на дворе не было. Открытый гараж тоже был пуст.
— Скорее уехал, — сказал он.
— Лучше подождем. Пошли в дом, чтобы не торчать под дождем.
Они сидели молча. Собака лаяла без передышки, потом и она замолчала.
— Как ты извещаешь родных о смерти? — спросил Джузеппе.
— Мне не приходилось. Я присутствовал несколько раз, но всегда это делали другие.
— Один раз я всерьез обдумывал, не уйти ли из полиции, — сказал Джузеппе. — Семь лет назад. Две сестрички, четырех и пяти лет, играли у пруда. Отец отлучился на несколько минут. Мы так и не узнали, как все произошло, только обе утонули. И мне пришлось ехать вместе со священником к матери. Отец был никакой. Он вышел с детьми, чтобы мать могла приготовить еду — у пятилетки был день рождения. Тогда я чуть все не бросил. Это было в первый и последний раз за время службы.
Они снова замолчали. Стефан смотрел на ковер, где только что лежала мертвая Ханна Тунберг. На столе лежало вязанье с торчащими спицами. Зазвонил телефон Джузеппе, и оба вздрогнули. Джузеппе ответил. Дождь вдруг усилился, капли застучали по стеклам. Джузеппе очень быстро закончил разговор.
— Звонили со «скорой». Они встретили мужа Ханны, он поехал с ними. Можем ехать.
Ни один не шевельнулся.
— Никогда не знаешь, — сказал Джузеппе. — Вдруг появляется свидетель и сообщает что-то новое, переходит границу, за которой он готов говорить и говорить. Как ты думаешь, она говорила правду?
— А зачем ей было врать?
Джузеппе подошел к окну. Какой-то миг он стоял, задумчиво глядя на густую сетку дождя.
— Не знаю, как в Буросе, — сказал он. — Ничего не знаю про Бурос, кроме того, что это город. Но Свег — не город, Свег — очень маленький поселок с двумя тысячами жителей. Во всем Херьедалене меньше народу, чем в пригороде Стокгольма. И это значит, что тут невозможно что-то скрыть.
Он отошел от окна, сел на стул, где сидела Ханна, но тут же вскочил и остался стоять.
— Мне надо было бы сказать тебе это до того, как мы сюда приехали. Для меня это настолько очевидно, что я и забыл, что ты не местный. Здесь все — как ангелы, со своими нимбами. Над каждым свой нимб слухов, и Ханна Тунберг — не исключение.
— Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.
Джузеппе мрачно уставился на ковер.
— О мертвых плохо не говорят. И, в конце концов, что плохого в любопытстве? Почти все любопытны. Наша работа построена на фактах и любопытстве.
— Ты хочешь сказать, она была сплетницей?
— Это Эрик утверждает, а Эрик ничего не говорит зря. Пока она рассказывала, я все время об этом думал. Если бы она прожила еще пять минут, я бы успел ее спросить. Теперь уже не спросишь.
Он опять подошел к окну.
— Мы могли бы провести эксперимент, — продолжил он. — Поставим машину там, где она. И попросим кого-нибудь смотреть в зеркало, а еще кого-нибудь — выйти из дома Андерссона, сосчитать до трех и снова зайти в дом. И я могу тебе сказать заранее: или видишь совершенно ясно, кто там стоит у дверей, или вообще не видишь.