Выбрать главу

Раиса Яковлевна говорила на русском, польском, французском и еврейском. На всех языках с сильным акцентом. Не знаю, правда, как насчет еврейского, в данном случае судить не могу. Ко мне она с самого начала стала относиться по-матерински. В перерывах я завтракала вместе с ними, и она заставляла меня есть как можно больше.

— Кушай, кушай, все вкусно. Никто так вкусно не стряпает, как старые еврейки. А девушка должна быть кругленькой. Какому мужу понравится костяшки такие обнимать?

С набитым ртом я всячески пыталась отвергнуть возможное замужество. Раиса Яковлевна с сомнением разглядывала меня.

— Она мне будет рассказывать!

Помимо нашей троицы в квартире каждое утро появлялась некая Дуся. Она изображала femme de menage. Нелепое, забитое создание.

В тридцать пять лет выглядела старухой, с наполовину выбитыми зубами, шамкающим проваленным ртом и седыми, свалявшимися в паклю волосами. Был у нее муж по имени Ваня. И колотил он бедную Дусю смертным боем после каждой хорошей попойки. Хорошая же попойка полагалась ему по расписанию через день. Понять, каким ветром занесло в эмиграцию этих несчастных, не было никакой возможности.

Дуся ходила в лавку за продуктами, убирала квартиру, делала постирушки. Все одинаково плохо. Когда Раиса Яковлевна отчитывала ее, стояла, опустив голову, уронив безвольные руки, и молчала, как убитая. Каждый раз Раиса Яковлевна грозилась уволить ее и не увольняла.

— Я прогоню — кто возьмет? Она в другом месте и пяти минут не продержится.

И была еще одна странная личность в этой квартире. Он появлялся раз в день, всегда с черного хода, здоровенный детина. Не руки — ручищи, не ноги — ножищи. И крохотные беспокойные глазки под нависающей надо лбом буйной чупрыной.

— Кто это? — спросила я у Раисы Яковлевны.

Она ответила почему-то шепотом:

— Это русский донской казак Федя.

Как будто бывают французские или китайские казаки!

Русский донской казак Федя не имел вида на жительство и подлежал высылке. Как он приблудился к моим еврейкам, покрыто мраком. Они содержали его нелегально, на шестом этаже в каморке для прислуги. В кухню Раисы Яковлевны Федя пробирался тайком, чтобы поесть, остальное время сиднем сидел на мансарде и ничего не делал. Лишь изредка ходил за покупками на базар, приносил бифштексы. Толстые — себе, тонкие — Раисе Яковлевне. За ее же деньги. Стерники знали о Федином плутовстве и добродушно посмеивались.

В начале октября позвонила Маша и по вредной привычке с места в карьер стала орать в трубку, будто пожар.

— Нац-мальчики собираются наших бить! Приходи обязательно!

Я отутюжила блузку, надела синюю юбку, лодочки на высоком каблуке, жакет. Повертелась перед зеркалом, подмигнула себе самой и отправилась на собрание. Для такого важного случая был снят вместительный зал на улице Вожирар.

В зале толпился народ, мелькали репортеры из русских газет, все знали о готовящейся провокации. Наконец появились пожилые нац-мальчики, пожилые же младороссы повели с ними словесный бой. Спортгруппа и молодые нац-мальчики свистели и улюлюкали в нужных местах. Вскоре нац-дяденьки стали выбираться из зала, обругав на прощанье наших большевиками и паршивыми жидами. Злые крики их неслись из теснимой к выходу толпы. Какому-то репортеру из «Возрождения» все же заехали в ухо. Он озирался и никак не мог сообразить, с чьей стороны. В какой-то момент чуть не произошла свалка, но вскоре все утихло. Младороссы собирались кучками и страстно обсуждали «прекрасные результаты собрания». Спортгруппа растащила стулья и бросилась танцевать.

Сегодня Оля танцует с Колей, А завтра Коля танцует с Полей. Но нет уж боли на сердце Оли, Она сама танцует с Толей.

Распевала вся спортгруппа песни собственного сочинения. Там были еще другие строчки, но они больше подходили для лагерной жизни:

Так будем жить под звуки джаза, Не вспомнив про Париж ни разу, Забудем пасмурные дни, Как будто в мире мы одни.

В спортгруппе любили сочинять всякие частушки, смешные стихи на случай. Особенно у Марка Осоргина это ловко получалось. Но была среди нас и настоящая поэтесса, правда, мы, друзья ее и приятели, об этом не подозревали.

Все называли ее Пусет. Настоящее имя ее было Ирина Равелиотти. Была она русская, обыкновенная русская девочка, веселая, даже чуточку легкомысленная, как некоторым казалось. Первой бросалась в водоворот вальса «сегодня с Колей, а завтра с Толей», каштановые локоны наотлет, тонкая рука на плече партнера, гибкая спина и белозубая улыбка.