Потом несколько дней разрабатывался план душераздирающей трагедии с «убийством». Дело, в отличие от африканских плясок, далеко не безобидное. Заговорщики — Марк, Олег, Вовка Красинский и еще несколько человек, набивались в нашу с Сережей палатку. Я волей-неволей оказалась втянутой в эту авантюру. Она затевалась специально для Маши, влюбленной в Андрея Гауфа. В то лето она морочила ему голову бесконечным кокетством с другими парнями.
За день до начала спектакля Сережа стал оказывать Машке особое внимание, а я делала вид, будто дуюсь. Настенька приняла все за чистую монету, смотрела на Сережу большими удивленными глазами, потом бежала к Маше, пыталась усовестить подругу, мол, что ты делаешь, разрушаешь такую дружную семью. После ужина пошел слух, будто Гауф чуть не подрался с Улановым, и лагерь загудел, как улей. Большинство непосвященных всерьез расстроились. У нас прежде никогда не бывало никаких скандалов. Напряжение держалось всю следующую половину дня. Наконец наступила развязка.
В сонный послеобеденный час в тишине лагеря раздался выстрел! Поднялась дикая паника. Из палаток, путаясь в простынях, выскакивали полуголые люди и мчались по направлению к кухне. Там, распластавшись во всю длину богатырского тела, картинно раскинув руки, лежал Андрей Гауф.
Почему Андрей согласился участвовать в представлении, для многих осталось загадкой. Он был медлителен, немного тугодум, к театрализованным розыгрышам совершенно не приспособлен. Об этом может свидетельствовать один случай.
…Здесь же, в Кавалер, местные власти решили устроить конкурс мужской красоты. Мы по очереди перебрали всех своих богатырей — Панкрата, Славика Понаровского… да что говорить, здоровых и крепких ребят было много. Много здесь было крепкой русской косточки. Выбор остановили на Андрюше.
— Смотри, — предупреждал его Марк, — ни в коем случае не высовывайся вперед. Пусть выходят французы, сколько их там будет. А ты надень какой-нибудь свитерок навыпуск, и чтобы ни одна собака не догадалась, что у тебя под ним. Ты понял?
— Понял, — ответил Гауф, и мы повели его на конкурс мужской красоты.
Все расселись на длинных скамейках перед летней эстрадой. Появился конферансье и пояснил, для чего здесь собралась столь почтенная и представительная публика. Победителю определили почетный приз, были названы имена участников. Затем конферансье убрался, и наступила небольшая пауза. Марк через Сережу наклонился к Насте что-то сказать, а когда выпрямился… на эстраде, во всей красе, в плотно облегающих плавках, стоял Гауф. Публика разразилась аплодисментами, все стали ждать продолжения состязания. Раз первым вышел такой бесподобный атлет, что же последует дальше! Но дальше ничего не последовало. Никто не вышел, никто не рискнул показаться после русского богатыря. Конкурс закончился.
Вручение приза и сам факт такой выдающейся победы — все было лестно. Однако Марк, не получивший полного удовольствия, ругался, на чем свет:
— Я же просил, я втолковывал — не лезь вперед! А ты…
И вот теперь несчастный Андрюша, любимец спортгруппы, неподвижно лежал на желтом песке. Несколько поодаль Марк и Олег со зверскими рожами выкручивали Сереже руки, отнимали заржавленный пистолет. Красинский приникал к бездыханному телу, пытаясь расслышать биение сердца, в толпе слышались рыдания, Маша билась в истерике, где-то кричали доктора, Виктор Пащенко терзал стартер, пытаясь завести машину, а она, как и положено было по сценарию, не заводилась. Затравленного убийцу волокли в палатку под арест, выбирали пять караульщиков, беспощадных и обозленных. Маша рвалась к Андрею:
— Пустите меня! Пустите меня! Я так любила его! Это я во всем виновата! Как же я без него буду жить!!!
На этой реплике Андрей ожил. Сел и стал смотреть на всех детскими глазами: а чего это вы все собрались?
— Вот сволочи! — плеснула руками зареванная Машка и грохнулась в обморок.
Когда все закончилось — Машу отлили морской водой, а добровольным караульщикам предъявили живого и невредимого Гауфа, — выяснилось, что добрая половина лагеря была посвящена и знала истину. Это вызвало справедливый гнев Маши. Как это я, ее лучшая подруга, не предупредила и позволила при всех свалять такую дурочку. И в любви к Гауфу публично признаться, и в обморок завалиться.
Впрочем, она недолго держала на сердце обиду. Вечером они с Андрюшей мирно гуляли по пляжу, а через несколько лет благополучно поженились.