— За девять минут девятнадцать секунд, — кивнул Шумер.
— Так это…
Сосед умолк, соображая.
Деньги лежали на столе. Зеленели, синели. За окном проскочил еще один переезд, тенью мелькнула высокая труба котельной. Потянулись городские окраины, блеснул золотом низкий церковный купол.
— Подъезжаем! Пустов! — громко объявила, проходя, проводница. — Вещи не оставляем! Стоянка — пятнадцать минут!
Вагон, словно разбуженный ее голосом, наполнился жизнью, звуками. Застучали каблуки, зашелестела одежда. Старуха, прикорнувшая на боковой полке, растолкала едущего с ней мальчика и шагнула к Шумеру:
— Помогите, пожалуйста, вещи спустить.
— Какие? — спросил Шумер.
— А эти, — показала она на раздувшиеся сумки на верхней полке.
Шумер поднялся.
— Все ваши?
— Все мои, мои. Меня встретят.
— Ну, не в проход же складывать?
Шумер пропустил в начало вагона уже собравшегося и стремящегося в тамбур пассажира.
— А вот сюда, — старушка за руку пересадила внука, освобождая боковое сиденье. — Сюда спускайте. И на стол одну.
Шумер сгрузил сумки.
Сумки были тяжелые. В одной, кажется, круглились арбузы. В другой сквозь ткань проступали углы упакованных внутрь коробок. Никто ему не помог, все наблюдали, как он надсаживается, кряхтит и потеет.
Только Людочка старалась не поворачивать голову в его сторону.
— Вот спасибо вам, — сказала старуха.
— Пожалуйста.
Шумер, улыбнувшись, сел.
Поезд замедлил ход. Заскрежетали колеса. За окном отползли назад светлая ограда и вереница голых, опиленных лип. Побежал серый асфальт платформы, потекла по нему желтая предостерегающая полоса. Блеснуло окнами привокзальное кафе. Над деревянной двустворчатой дверью кафе наискосок, вверх, взлетело название. «Чайка». Внутри белели высокие столики, за которыми возможно было только стоять.
— Кажется, все, — сказал Шумеру мужчина с «дипломатом».
Мимо купе с сумками, баулами, детьми потянулись люди.
За стеклом замерло здание вокзала. Длинное, выкрашенное в зеленый цвет, оно делилось на три части. Пристройка слева объявляла о себе как о камере хранения и зале ожидания номер один. Справа, насколько видел Шумер, размещались кассы и зал ожидания номер два. В центре, под башенкой с часами и надписью «Пустов» находился, собственно, выход в город.
У урны рядом с дверями курил милиционер. Встречающих было не много. Рядком стояли бабки с нехитрым товаром — платками, посудой, игрушками.
— Пустов! — крикнула проводница.
— Ну, мы пошли, — сказала Настя.
— Возьмите, — подала ей зажатые в руке сторублевки Людочка.
Настя оглянулась на мужа. Старлей пожал плечами.
— Спасибо.
Купюры перекочевали из ладони в ладонь.
— Разрешите? — спросил у полного соседа старший лейтенант.
— Что? — не понял тот.
— Полку приподниму. Вещи.
— Ах, да-да.
Мужчина встал, перекрыв проход.
— Эй!
Его не слишком вежливо отпихнули с пути, и он неуклюже оттоптался ногами по носкам Шумеровских ботинок.
— Извините.
— Ничего, — улыбнулся Шумер.
Старлей достал габаритную черную сумку, и они с женой, кое-как разойдясь с соседом, двинулись на выход.
— До свидания.
— Пока, — отозвалась Людочка.
Полный мужчина, отдуваясь, снова опустился на свое место, поправил пакет у ног, откинулся затылком к стенке.
— А что вы сидите? — спросил у него Шумер.
— А что? — наклонился к нему мужчина.
— Так Пустов же.
— Пустов?
Щекастое лицо пассажира взволнованно вытянулось. Он, не веря, посмотрел в окно, затем, приподнявшись, налег на столик, чтобы увидеть здание вокзала целиком.
— Пустов, — с недоумением прочитал он.
— Именно, — подтвердил ему сосед с «дипломатом».
— Пустов! — вскрикнул мужчина и подхватил пакет. — Господи! И вы молчите! Вы же знаете, что я еду до Пустова!
Он выскочил в проход, на ходу застегивая пуховик. Шумер заблаговременно убрал ноги с его пути.
— Простите. Простите.
Голос пассажира, как и он сам, удалялся по вагону к тамбуру, вызывая ропот и возмущение очереди.
— Извините, мне в Пустов.
В Пустов хотели все.
— Наверное, пора и мне.
Сосед с «дипломатом» встал и подал руку:
— До свидания. Мой телефон у вас есть.
В его глазах стояло ожидание, что Шумер все же согласиться ехать с ним в гостиницу. Вид у него был виноватый.
— До свиданья, — улыбнулся, пожимая ладонь, Шумер.