Несмотря на опасность, Бенджамин улыбнулся.
— Моя семья родом из Севильи. Если вы не проболтаетесь, что я иудей, я смогу убедить испанских солдат в преданности королю Карлу.
Лодку наконец удалось развернуть по течению. Теперь, когда до спасительной суши было рукой подать, возникла новая неожиданная опасность — скалы, возвышающиеся над водой и торчащие, словно огромные серые пальцы Посейдона.
Бенджамин молился о спасении: и не только об избавлении от моря и скал, но и от имперской армии. В его медицинских книгах были подписи, сделанные на языке иудеев, изгнанных в 1492 году из Испании предками короля Карла. Правда, он очень надеялся, что эти солдаты неграмотны, как и большинство людей.
Вдруг гигантская волна швырнула лодку в сторону скал. Боцман оказался в ледяной воде вместе с несколькими гpeбцами. Бенджамин крепко ухватился за свои драгоценные медицинские инструменты, когда новая мощная волна обрушилась на них. В последний миг все погрузилось во мрак…
Бенджамин очнулся от невыносимой головной боли, усугубляющейся лихорадкой. Рыжебородый, невысокого роста мужчина пытался привести его в чувство, что-то быстро бормоча на незнакомом диалекте. Вслушиваясь в его слова сквозь страшный шум в голове, Торрес предположил, что это один из германских языков. На человеке были грубые шерстяные штаны и вооружение пешего солдата, должно быть, артиллериста.
Бенджамин Торрес оказался в армии императора Карла.
— Где я? Спасли ли кого-нибудь еще, кто потерпел крушение вместе со мной? — спросил он по-кастильски.
— Да, несколько человек, — ответил этот же солдат на плохом кастильском наречии, подняв три пальца. — Им нужна помощь. Они говорят, вы доктор.
— Мои вещи… там инструменты, лекарства… они пропали? — спросил Бенджамин, садясь и оглядываясь кругом.
Он лежал в простой палатке, сделанной из просмоленной ткани, на пахнущей плесенью мятой подстилке из сырой шерсти, может быть, полной вшей.
Прежде чем коротышка-германец успел ответить на его вопросы, еще один человек вошел в палатку, принеся с собой крепкий соленый вкус океанского ветра.
— Ваш багаж, доктор, если это будете вы, — сказал коренастый старый солдат, подавая Бенджамину его драгоценную поклажу. Судя по темным глазам и круглому лицу — это был арагонец, и по кастильски он изъяснялся гораздо лучше.
Бенджамин с благодарностью отметил, что все инструменты целы.
— Кому нужна моя помощь?
— Лучший боевой офицер генерала Пескары будет первым, кого вы осмотрите. Дон Франциско говорит, что ранение тяжелое. Положение усугубляется большой потерей крови, — объяснил старый солдат, помогая доктору выбраться из палатки.
По берегу были разбросаны грубые навесы и другие укрытия. В тусклом утреннем свете поблескивали огни костров. Море снова было гладко как стекло, словно прошлой ночью и не было никакого шторма.
Бенджамин шел за коренастым солдатом, не имея ни малейшего представления о том, где он находится. Из краткого разговора с сопровождающим Бенджамин заключил, что Марсель подвергся обстрелу и находится в осадном положении.
Ему стало понятно, что, если бы имперские солдаты узнали, что он с корабля, который через нейтральную Геную шел к марселю, он уже поплатился бы за это жизнью. И Бенджамин молчал. Хуже всего было то, что его семья находилась в стенах осажденного города. Несомненно, они ужасно беспокоятся за него, как и он за них.
— Мой корабль направлялся в Малагу. Нас действительно далеко унесло, — сказал он угрюмо.
«Так близко находиться, но быть так далеко от избавления», — с горечью подумал Бенджамин.
— Где ваш командир? Я видел много людей, нуждающихся в моей помощи, — осмелился наконец сказать он, когда они поднялись по пологому размытому склону холма к маленькой деревянной хибарке, охраняемой несколькими солдатами. Грозного вида испанцы расступились, и арагонец ввел лекаря в хижину.
Пока глаза Бенджамина привыкали к полумраку, он услышал кастильскую речь вперемешку со специфической руганью. Этот разговор заставил его вспомнить все самые замечательные ругательства его отца, так как говоривший употреблял те же самые нигде более не встречавшиеся ему выражения, и Бенджамин решил, что командир, должно быть, Уроженец Севильи.
— Принесите факел, — приказал Бенджамин, — я ничего не вижу.
Приблизившись к низкому настилу, он разглядывал лежащего на нем человека. Сквозь его тяжелую тунику сочилась кровь, рану еще не обработали. Раненый лежал тяжело дыша.
Какой-то необъяснимый, подсознательный инстинкт заставил Торреса присмотреться к незнакомцу. Человек был смугл, как арагонец, даже еще темнее, однако черты его лица — тонкий прямой нос, высокий лоб и резко очерченный подбородок — были классических пропорций, но самое поразительное, они показались Бенджамину знакомыми. В этот момент человек застонал и открыл глаза. Две абсолютно похожие пары глаз неотрывно смотрели друг на друга.
— Словно надо мной зеркало, залитое светом, в то время как я погружен во тьму, — хриплым голосом произнес Родриго.
У человека, лежащего перед Бенджамином, было абсолютно такое же лицо, как у него самого — высоко изогнутые брови, широкие чувственные губы, крупная челюсть с раздвоенным подбородком, и над всем этим — глаза, яркие голубые глаза Торресов!
— Ты в золоте, а я во тьме. Подумай, как мы символизируем наши жизненные принципы… или наши судьбы? — спросил Риго, пытаясь подавить приступ боли, когда трясущимися руками Бенджамин начал снимать окровавленную повязку с раны.
— Я ничего не знаю ни о твоей морали, ни о наших судьбах.
— Но я знаю твое имя. — По беспокойным глазам, пристально смотревшим на него, Бенджамин почувствовал его внутреннее напряжение.
— Ты Наваро Торрес, мой брат!
Глава 1
Раненый отпустил новое ругательство и с поразительной силой схватил Бенджамина за рукав камзола.
— Наваро? — прохрипел он. — Почему ты меня так зовешь?
— Это имя, которое дала тебе твоя мать, — объяснил .Бенджамин.
— С трудом верится, что наш отец стал бы говорить об этом со своей женой или со своим законным сыном.
— Ты не прав, — сказал Бенджамин, осматривая длинный порез и стараясь насколько возможно сохранять спокойствие, чувствуя горечь в словах этого наемника-полукровки.
«Господи, только не дай ему умереть, прежде чем папа встретится с ним», — молил про себя Бенджамин.
— Наш отец не переставая искал тебя с тех пор, как ты исчез из Эспаньолы. Мы всегда считали, что ты оказался где-то очень далеко от поселений тайно. Твой дядя Гуаканагари послал людей на поиски. Тебя искали даже на Кубе и на других близлежащих островах.
Бенджамин заметил, что, несмотря на ужасную боль, которую Наваро сносил стоически, на лице его читалось недоверие.
— Ты назвал меня Наваро. Это мое туземное имя? Оно не похоже на кастильские имена.
— Это имя народа тайно.
— Чтобы хоть как-то отвлечь раненого от страдания, Бенджамин начал рассказывать ему о народе тайно, одновременно извлекая из раны осколки металла.
— Вы переносите боль так терпеливо, как будто давно привыкли к этому. Как давно вы стали солдатом?
— Впервые я узнал, что такое кровь, в одиннадцатилетнем возрасте, — объяснил Риго, пересыпая свою речь новым потоком проклятий, поскольку Бенджамин снова принялся за рану. Превозмогая боль, он продолжал: — Вы так говорите об этих индейцах, словно сами жили среди них. Моя мать еще жива?
Во взгляде доктора читалось сожаление:
— Она умерла, когда тебе было всего несколько месяцев, во время восстания в Карагуа — это юго-западная провинция Эспаньолы. Алия была женой известного военачальника и сестрой самого Гуаканагари. Ты происходишь из королевского рода, — сказал Бенджамин, внимательно наблюдая, как Наваро отреагирует на это.
И снова циничная жесткая улыбка возникла на его лице. Было видно, что он из последних сил пытается не потерять сознание.