Корзины, где хранились их припасы, стояли пустые, одежда и постельное белье были в беспорядке разбросаны по полу. Они стояли лицом к лицу, переплетя пальцы. Он коснулся губами ее губ, потом лба над бровями. Расстегнул на ней блузку и ладонями провел по обнаженной коже.
Она познакомилась с ним давным-давно. Больше десяти лет прошло с тех пор, как они впервые занимались любовью в саду виллы Миллефьоре. Но сейчас, занимаясь с ним любовью снова, она поняла, что почти совсем его не знала. Она познавала его заново — контуры и тайны его тела, вкус его кожи, прикосновение рук. Познавала, что это такое — полное созвучие с мужчиной, когда ты закрываешь глаза и понимаешь, что стала частью его, а он — частью тебя, и вместе вы — единое целое.
Через некоторое время она сказала:
— Я хочу рассказать тебе о моем сыне. Его звали Анджело, Анджело Фредерик Николсон. Мне всегда казалось, что это слишком длинное имя для такого крошечного малыша. Он погиб в автокатастрофе. Это была моя вина. Я вела машину. Вместе с ним умерла и часть меня. Я совсем не помню день аварии. Позднее мне сказали, что была плохая погода и автомобиль занесло. Я до сих пор боюсь, что села в тот день в машину просто от скуки, потому что мне надоел дождь, надоело сидеть взаперти. Мне невыносимо думать, что Анджело погиб по такой банальной причине. Он умер, а я выжила, но долгое время жалела, что не разбилась вместе с ним.
Он поцеловал ее в макушку.
— А сейчас жалеешь, Тесса?
Она сказала:
— Нет. Больше не жалею.
— А я жалею, что я не поехал за тобой в Англию, — сказал он. — Жалею, что позволил тебе уехать. Жалею, что был слишком гордым, чтобы последовать за тобой. Ты говоришь, мы бы все время ссорились — я в этом не уверен. Мне кажется, наша жизнь была бы совместным приключением. Мы никогда не устали бы друг от друга.
Ее голова лежала у него на плече; дыхание Гвидо постепенно успокаивалось, потом Тесса поняла, что он заснул. Спиной она ощущала перекладины и бугры раскладушки, смотрела на их одежду, разбросанную по полу: всплеск розового — ее блузка, туфли, скинутые на пороге… Она лежала с открытыми глазами, слушая птичье пенье и шепот деревьев в лесу.
На следующее утро Гвидо покинул ферму. Он сказал, что пойдет на юг, в сторону союзнических войск. Если по дороге ему попадется партизанский отряд, он примкнет к нему.
Тесса проводила его через лес до обрыва. Они попрощались — дальше Гвидо предстояло идти одному. «Любовь длится, пока она длится», — думала Тесса, глядя, как он карабкается по тропинке вверх. Гвидо обернулся и помахал ей рукой.
Когда он скрылся из виду, Тесса крепко зажмурила глаза. «Береги себя, Гвидо, — прошептала она, — будь осторожен. А когда все это закончится, возвращайся к жене и ребенку и будь счастлив».
Глава четырнадцатая
На вокзале Чаринг-Кросс было полно народу, очереди от билетных касс растянулись по всему залу. Ребекка направилась к набережной Виктории, чтобы сесть в метро. Там тоже было людно; пассажиры, дожидающиеся поезда, столпились на платформе, и ей пришлось пропустить два состава, прежде чем она смогла уехать. Ребекка посмотрела на часы: без четверти два. Посещения в частной лечебнице, в которой ее мать лежала уже две недели, разрешались только на короткое время: с трех до четырех часов пополудни и еще полчаса по вечерам. До вечера она задержаться не сможет: сложно уехать, когда у поездов нет четкого расписания, а ей обязательно надо вернуться на ферму, кроме того, как сказала Мюриель, когда они в последний раз разговаривали по телефону, маме давали такое количество обезболивающих, что она почти не замечала никого из посетителей.
Вокруг происходили эпохальные события, но для Ребекки их заслонила болезнь матери. Хотя она испытала большую радость и облегчение, узнав о высадке союзников в Нормандии, новости она воспринимала как нечто, ее не касающееся. Две недели назад миссис Фейнлайт упала в обморок у себя дома, и ее отвезли в больницу. Рентген показал, что у нее опухоли между ребрами и в левом бедре. Затронут тазобедренный сустав; вскоре он не сможет выдерживать вес ее тела. Из больницы ее перевели в частную лечебницу в Кенсингтоне, где матери предстояло оставаться — как сказал Ребекке и Мюриель ее лечащий врач — до тех пор, пока ее состояние не стабилизируется. «А потом?» — спросила Ребекка. Слегка смущенный ее прямотой, он сложил ладони домиком. Они должны понимать, что их мать умирает. Врачи могут облегчить боль, но остановить развитие рака не в их силах. Если миссис Фейнлайт пожелает вернуться домой, то обслуживать себя она не сможет. Нужно сделать необходимые приготовления. Обе сестры покидали лечебницу со слезами на глазах. Позднее Ребекка осознала, что они плакали по очереди: Мюриель — по дороге к автобусной остановке, а она сама — уже в автобусе, словно признавая, что теперь у них никого нет, кроме них самих, и необходимо держать себя в руках, чтобы было кому купить билеты и найти нужный автобус.