Лукас снова взглянул на Джона.
— Можешь не говорить ничего, — продолжал Джон, — я и сам все знаю. Ты хотел испробовать крест на его силу. Зачем она тебе нужна? А нужна она тебе для того, чтобы быть властным. Вот скажи, что я говорю неправду. Ты что-то хотел невероятное, и оно начинает проявляться, благодаря нашим стараниям, и вдруг, в последний момент, делаешь отворот.
— Ничего я не делаю, — зашептал виновато Лукас.
Джон приложил к его щеке свою ладонь и повернул голову молодого человека к себе.
— Я мог бы тебя в два счета обвести вокруг пальца, — теперь уже шептал Джон. — Но я так не сделал. Я хочу, чтобы мы были вместе. Я уверен, что у нас все получится. Может, не все, но что-то получится — это точно.
Лукас поднял на него свои усталые покрасневшие глаза.
— Ты думаешь? — спросил он.
— Я не думаю, я знаю.
— Мне страшно, — признался Лукас.
— А мне интересен итог наших стараний. Чего ты боишься?
— Наверняка, меня уже ищет полиция. Я потерял все, — снова забормотал Лукас.
— А ты не думаешь, что вдруг у тебя огромные перспективы впереди, о которых ты даже и не мечтал?
Лукас резко повернулся к Джону, протянул ему крест.
— Забери его, — сказал он. — Крест мне не нужен. Я не хочу быть сильным и вершить какие-то непонятные чудеса. Я хочу быть настоящим человеком.
Джон сделал удивленное лицо.
— А я, по-твоему, ненастоящий? Зачем ты отдаешь мне этот крест?
— Я ничего не хочу. Сейчас пойду в полицию и сдамся. Пусть мне дадут срок, есть за что. Про тебя я не скажу ни слова. Здесь вся вина только моя. — Лукас вскочил с места.
Джон схватил молодого человека за руку и потянул к себе.
— Тебе и золота не нужно?
— Мне ничего не надо. Я сделал большую ошибку в своей жизни, я потерял все. Теперь хочу начать все сначала.
— Ты просто дурак! У тебя начинается истерика. Я сегодня останусь с тобой. Тебя нельзя оставлять одного в таком состоянии.
Лукас потряс головой и снова присел рядом.
— Может, ты и прав, — согласился он. — Я дурак. Не знаю, что ждет меня впереди, но не могу забыть последнего взгляда монаха, там, у музея.
— С завтрашнего дня я и ты начинаем новую жизнь, — сказал решительно Джон.
— У тебя нет семьи? Нет жены?
— Я в разводе. Она от меня очень многого требовала, а я не мог ее обеспечить по ее потребностям. Женщины, сам понимаешь, иногда тоже сходят с ума. Вот моя одна из тех, которая сошла с ума первой, - вздохнул Джон.
— Значит, ты ее не любил, — решил Лукас.
— У тебя была девушка или женщина? — в свою очередь спросил Джон.
— Была, но это же не жена.
— Это женщина, — пояснил Джон. — Они все одинаковые. И где же она теперь?
— Какая тебе-то разница?
— Вот видишь, и у тебя что-то не сложилось в жизни. Не получается в одном, значит, получится в другом месте. Женщины — это еще не все в жизни. Есть какие-то увлечения, цели, к которым люди стремятся годами. У нас цель с тобой определена, и ты хочешь дать отворот в самый решающий момент?
— Я хочу спокойно жить.
— Я тоже. Кто этого не хочет?
— А власть? Этот крест?
— Да подожди ты с этими заключениями. Еще ничего нет, а ты уже впадаешь в истерику, — остановил его Джон. — С тобой будет мне трудно. Чтобы что-то сделать, мне придется прилагать столько усилий, чтобы тебя убедить, что лучше сделать все самому. Может, до завтра потерпишь? Испробуем этот крест и определимся окончательно.
— Хорошо, — вздохнул Лукас.
Он завернул крест в тряпку и сунул его под подушку.
— Ты уйдешь сегодня?
— Как ты хочешь?
— Уходи. Я хочу остаться наедине с собой.
— Только не натвори глупостей, — предупредил Джон.
— За меня не беспокойся, — заверил его Лукас. — Завтра когда встретимся?
— Я сам к тебе приду до обеда, но для начала позвоню.
— Крест останется со мной?
— Конечно. — Джон поднялся с кровати и взглянул в окно: было уже темно. — Завтра я тебе позвоню, а ты никуда не выходи, жди звонка. Ну а сейчас добро пожаловать в ресторан.
6
В эту ночь Лукасу не спалось. Новая обстановка в номере не давала ему покоя. Он долго лежал с открытыми глазами и до подробностей вспоминал разговор с Джоном. Крест, что он спрятал под подушку, тоже давал о себе знать: в голову полезли дурные мысли: этот старый монах и его взгляд, который Лукас заметил на выходе из музея, не покидали его сознания.
«Он же не сказал мне ни слова, хотя, наверняка, знал о моем поступке, — размышлял молодой человек. — Почему монах промолчал и не позвал полицию? Странно все как-то получается».
Лукас сунул руку под подушку и нащупал крест. Он был холодный, и по его телу пробежала дрожь. «Странная вещица, — думал он. — Подушка теплая, матрац теплый, а он холодный… Джон тоже какой-то непредсказуемый.… Толкает меня, куда — неизвестно. А при чем тут Джон, если я сам заварил эту кашу? Какой черт меня подтолкнул на это скверное дело: жадность… алчность или что-то другое?».
Лукас поднял голову и взглянул на темное окно. Почему-то сейчас ему показалось, что в окне он кого-то увидел. Он вздрогнул, потянул на себя одеяло и прижался к стене.
«Этого еще не хватало, — мелькнуло в голове. — Сейчас мне начнут казаться разные монахи, директор музея и полиция.… Вот дурак! Замутил на свою голову непонятно что, теперь мучаюсь».
Он решительно встал и подошел к окну. На улице было совершенно темно. Где-то в стороне светили тускло фонари, мчались по дороге машины….
Лукас с тревогой взглянул на дверь. Теперь ему показалось, что кто-то за ней стоит и прислушивается. Он присел на кровать, вытащил из-под подушки крест, развернул его и положил на стол. В темной комнате он видел, как крест светится от тусклого света луны в окне. Он тяжело вздохнул и закрыл глаза, на мгновение представив, что творилось там, в музее, вечером, когда вернулся директор. Телефон он свой отключил, но сейчас ему захотелось его включить и посмотреть, кто ему звонил за последнее время. Лукас нажал на кнопки и включил телефон. К его удивлению, ни одного звонка ему не поступало.