— Ставни я закрывать не буду, — предупредила она. — Надо проветрить всё, пока солнце светит, так что тебе придётся как-нибудь перетерпеть.
— Да не, не в этом дело, — пробормотал он. — Ну, частично в этом, но не до конца. По-моему, я умираю.
— Ты трезвеешь, — проинформировала она его, мотнув головой, чтобы убрать из глаз выбившуюся прядь. Что бы она ни делала, часть волос всегда выбивалась из её хвостика.
Чад посмотрел на неё печальным взглядом покрасневших глаз:
— Это ужасно. Я не должен трезветь. Всего-то два дня прошло.
— Три, — автоматически поправила она.
— Три дня, — согласился он, кивая. — Но я отчётливо помню, что планировал бухать целую неделю. Ещё не время.
— Очень жаль, — сказала она ему. — Я тебе больше ничего не дам до вечера.
Его лицо исказилось гримасой, но тут ему в голову пришла идея:
— А что насчёт пары бутылок, которые я обещал той леди в Айвэрли?
— Эддард вчера их запаковал, — сказала Даная. — Еженедельный курьер уже их увёз.
— Но, наверное, будет лучше, если я сам их доставлю, — с надеждой предложил Чад. — Почему бы не запаковать ещё парочку, и тогда я возьму их с собой?
— Ни за что, — ответила она. — Эддард вернётся с обедом перед открытием. Я сказала ему принести и для тебя порцию. Ты почувствуешь себя лучше, когда у тебя в животе будет яичница с ветчиной.
— Ты пытаешься меня убить, — заныл охотник. Несколько секунд спустя, когда она не ответила, он добавил: — Почему бы тебе меня не убить, Данни? Пожалуйста? Я скорее готов быть дохлым, чем трезвым.
Она знала, что он так шутил, или хотя бы притворялся, что это шутка, но за последние несколько дней она поняла, что это не так. Даная за эти годы достаточно сблизилась со стрелком, по крайней мере стала ему ближе остальных. В лучшие времена они иногда становились любовниками, но хотя она часто желала большего, он никогда не впускал её в своё сердце. Теперь они были просто друзьями, собутыльниками, и, порой, когда он набирался слишком сильно для сохранения трезвости рассудка, они ещё и спали вместе.
С тех пор, как он вернулся из какого-то тёмного ада, где он до этого бродил, его настроение было чернее ночи, а в состоянии сильнейшего подпития он искренне молил её положить конец его жизни. Её пугало видеть Чада таким, ибо раньше он даже в худшие времена никогда не был склонен к самоубийству.
Держа своё беспокойство при себе, она вышла из-за стойки, и подошла к столу, за которым он сидел, растрепав ему волосы ладонью. Волосы были сальными и жёсткими.
— Поешь с нами, когда Эддард вернётся. Если поешь, а потом примешь ванну, то я позволю тебе один бокал пораньше, — сказал она, смягчившись из жалости.
Его лицо оживилось, он почуял слабину:
— А как насчёт стакана перед ванной? Не думаю, что смогу вынести воду, когда у меня так трещит башка.
Даная вздохнула:
— Сначала поешь, а потом уже я подумаю.
Входные двери распахнулись, и в них на фоне лившегося снаружи яркого солнечного света обозначился силуэт Эддарда. Чад вздрогнул от внезапного притока света. Затем Эддард объявил:
— В городе незнакомец, ищет лукореза.
— Тут таких нетути! — рявкнул Чад. — Пусть идёт в Арундэл. Старик Мэттли его обслужит.
Вошла вторая фигура, протиснувшись мимо Эддарда. Этот человек был пониже ростом, более мускулистым, и знакомым, даже для несколько расплывающегося взгляда Чада.
— Мне вообще-то не нужен лукорез, а только сам лук, — сказал незнакомец низким, звучным голосом. — Быть может, у тебя он есть на продажу.
Чад знал этот голос, и по его спине пробежал холодок. Запустив руку под стол, он похлопал Данаю по колену, чтобы привлечь её внимание:
— Выйди с заднего входа, — без шуток прошептал он. — Иди домой. Не возвращайся, пока…
Незнакомец приблизился к столу, и в его глазах был блеск, от которых странные татуировки на его руках выглядели ещё страньше.
— Это ведь действительно ты, не так ли? — спросил Тирион полным удивления голосом. — Я и не думал, что мне повезёт снова увидеть твоё лицо.
Даная шагнула вперёд, защищая его, вставая между только что вошедшим мужчиной и стулом Чада:
— Он не в состоянии торговаться, — проинформировала она незнакомца. — Вам лучше в Арундэле поискать счастья.
Тирион уставился на барменшу, сверля её взглядом. Его взгляд медленно опустился, затем снова поднялся, пока он её оценивал — а потом он улыбнулся:
— Твоя сторожевая собака симпатичная, Грэйсон, — объявил он. — Отзови-ка её, пока с ней чего плохого не случилось.