— Знаешь, нечего потешаться над всеми моими предложениями. — Адриан нахмурился, снимая мундир через голову. — Что в этом плохого? И почему бы всерьез об этом не поразмыслить? Ездили бы по разным городам, играли в драмах, может, даже в парочке комедий. — Адриан оценивающе оглядел своего низкорослого напарника. — Хотя тебе, наверное, больше подойдут драматические роли. Или даже трагические.
Ройс мрачно посмотрел на него.
— А что? — сказал Адриан. — Думаю, из меня получится отличный актер. Я бы мог сыграть главную роль. Уж в «Заговоре против короны» нам бы точно дали роли. Я был бы отважным воином, который сражается со злодеем, а ты… ну, играл бы кого-нибудь другого…
Стараясь не зацепиться за ветви, они сняли парики и перчатки, завернули в мундиры и спустились с холмов на берег одного из маленьких притоков великой реки Галевир, где их лошади, лениво обмахиваясь хвостами и отгоняя мух, с наслаждением жевали сочную прибрежную траву.
— Иногда ты меня просто пугаешь, Адриан. Серьезно.
— Ну почему не попробовать стать актерами? Это безопасно. Думаю, даже весело.
— Это не безопасно и не весело, — возразил Ройс. — К тому же актерам приходится вечно кочевать с места на место, а мне нравится наша нынешняя жизнь. Не хочу надолго расставаться с Гвен.
— Вот тебе еще одна причина, чтобы подыскать себе другое занятие! Честное слово, будь у меня кто-нибудь вроде Гвен, я бы ни за что не взялся за новый заказ.
Ройс вынул из седельной сумки пару сапог.
— Мы делаем то, что у нас хорошо получается. Не забывай: идет война, и Алрик готов щедро платить за любые добытые сведения.
Адриан насмешливо фыркнул.
— Нам-то, конечно, неплохо, но каково другим? Бректон, может, и служит этому идиоту Баллентайну, но сам-то не дурак. Наверняка не поверит, что печать на депеше расплавилась в сумке.
— Знаю, — сказал Ройс, присаживаясь на бревно, чтобы сменить имперские сапоги на свои собственные. — Но после первой лжи история о том, как два постовых сломали печать, покажется еще большим бредом, так что они не поверят ни одному его слову.
Адриан отвлекся от своих сапог и бросил сердитый взгляд на напарника.
— Ты понимаешь, что несчастного гонца, скорее всего, казнят по обвинению в измене?
— И это устранит единственного свидетеля, — кивнул Ройс.
Адриан вздохнул и покачал головой.
— Вот об этом я и говорю.
Ройс видел, что напарника захлестывает уже знакомое тоскливое настроение. В последнее время такое случалось с ним слишком часто. Ройс не понимал, отчего его приятель так мрачен. Эти странные приступы отчаяния обычно накатывали на Адриана после успешного завершения очередного дела и нередко приводили к беспробудному пьянству по ночам.
Изменилось и отношение Адриана к деньгам — похоже, они перестали его интересовать. Он тратил лишь столько, сколько требовалось на еду и выпивку, а остальное откладывал. Ройс недоумевал — к чему такая бережливость? Ладно бы они перебивались мелкими карманными кражами или случайным грабежом, но ведь теперь они состояли на службе у короля. Для Ройса такая работа была даже слишком чистой. Адриану этого не понять. В отличие от Ройса, он провел детство не на грязных улицах Ратибора.
Ройс попробовал переубедить товарища.
— А ты бы хотел, чтобы наша уловка раскрылась и они послали нам вдогонку целый полк?
— Нет, просто не очень приятно быть причиной гибели невинного человека.
— Невинных не бывает, друг мой. И ты не причина… Ты, скорее… — Ройс задумался, подыскивая слова поточнее: — Что-то вроде легкого толчка в спину на скользкой дороге к пропасти.
— Спасибо, утешил!
Ройс свернул форму и аккуратно положил вместе с сапогами в седельную сумку. Адриан же все никак не мог стащить с себя солдатские сапоги, оказавшиеся для него слишком тесными. С силой сдернув второй сапог, раздраженно швырнул его на землю, потом поднял и кулаком затолкал в сумку вместе со скомканной формой. С трудом застегнув ремень, сердито посмотрел на сумку и снова вздохнул.
— Если бы ты аккуратнее складывал вещи, было бы легче все туда уместить, — заметил Ройс.
Адриан озадаченно покосился на него.
— Что? Да нет, я… Не в этом дело.
Ройс надел черный плащ и поправил воротник.
— А в чем же?
— Не знаю, — грустно ответил Адриан, погладив лошадь по шее. — Просто… я всегда думал, что добьюсь чего-то большего… ну… в жизни.
— Да ты в своем уме? Большинство людей гробит себя, работая на клочке земли, который им даже не принадлежит. А ты свободен, волен делать что пожелаешь и жить где хочешь!
— Знаю, но в юности я думал, что я… ну, особенный. Воображал, что одержу какую-нибудь великую победу, завоюю сердце прекрасной дамы, спасу королевство. Хотя, должно быть, об этом мечтает каждый мальчишка.
— Только не я.
Адриан нахмурился.
— Видишь ли, у меня было четкое представление о том, кем стану. Быть никчемным шпионом в мои планы не входило.
— Какие же мы никчемные! — возмутился Ройс. — Мы неплохо зарабатываем, особенно в последнее время.
— Да не в этом дело! Я и наемником был хорошим. При чем тут деньги! Ведь я живу, как паразит.
— С чего вдруг ты задумался об этом именно сейчас? Впервые за многие годы мы хорошо зарабатываем и берем приличные заказы. Мы служим королю, во имя Марибора, так сказать. По две ночи кряду можем себе позволить спать на одном месте, не опасаясь, что нас вот-вот арестуют. Да меня на прошлой неделе даже капитан городской стражи поприветствовал, когда я проходил мимо!
— Дело не в том, сколько мы работаем, а в сути нашей работы. Мы постоянно кого-то обманываем. Если гонец погибнет, виноваты будем мы. Да и задумался я не вдруг… Эти мысли много лет не дают мне покоя. Иначе зачем, по-твоему, я постоянно предлагаю заняться чем-нибудь другим? Знаешь, почему я, вопреки нашим правилам, согласился тогда украсть меч Пикеринга, из-за которого нас чуть не казнили?
— Денег много обещали, — коротко ответил Ройс.
— Нет, это было важно для тебя. А мне то наше давнее дело казалось правильным. Наконец-то я смогу помочь кому-то, кто действительно в этом нуждается. Во всяком случае, так я думал тогда.
— И ремесло актера поможет тебе осуществить все свои мечты?
Адриан отвязал свою лошадь.
— Нет, но на сцене я смогу хотя бы притворяться благородным. Впрочем, мне, наверное, следует радоваться, что вообще до сих пор жив, так?
Ройс не ответил. Вновь появилось это ноющее ощущение. Он ненавидел держать что-либо в тайне от Адриана. Его начинала мучить совесть, что само по себе было удивительно: он и не подозревал, что она у него есть. «Правильно» и «неправильно» определялось для Ройса исключительно сиюминутным положением дел. Правильно то, что хорошо для него самого, все остальное — неправильно. При необходимости он мог украсть, солгать, даже убить. В своем деле он был непревзойденным мастером. И не существовало никаких причин для терзаний, размышлений, копания в душе. Он вел войну против мира, и для него не было ничего святого.
Он не мог поведать Адриану о том, что стало ему известно год назад, — это было слишком рискованно. Ройс предпочитал, чтобы мир вокруг него всегда оставался неизменным, привычным. Но границы на картах менялись ежедневно, власть ускользала от одних и переходила в руки других. Время шло слишком быстро, неожиданности подстерегали на каждом шагу. Ройс чувствовал себя так, будто идет весной по все еще скованной льдом воде — вроде и путь выбран надежный, но при каждом следующем шаге разбегаются во все стороны коварные трещины. Но даже сейчас он все еще в силах не допустить кое-какие перемены. Он напомнил себе, что Адриану лучше не знать то, что он от него скрывает. Для его же блага.
Оседлав свою приземистую серую кобылку по кличке Мышка, Ройс на мгновение задумался.
— В последнее время мы слишком много работали, — сказал он. — Не пора ли передохнуть?
— Не представляю, как это осуществить, — ответил Адриан. — Сейчас, когда имперская армия готовится к захвату Меленгара, мы как никогда нужны Алрику.