Домой мы прибыли в начале одиннадцатого, уже совсем стемнело. На кухне мама мыла свою новую игрушку, до блеска натирая каждую деталь полотенцем. Наташка валялась на диване с учебником истории. Отложила его, когда мы вошли.
— Ну что там дракон? — спросила она.
— Пожирает Ликушу, — ответил я. — Чую, быть ей сегодня битой.
— Не буду спрашивать, за что. Может, и просто так, просто настроение хреновое! — радостно ответила Наташка, а мне аж противно стало.
Представил Лику — такую воздушную, утонченную — и вскинутую руку разъяренного отца, и захотелось ему втащить.
— Не злорадствуй, — не сдержался я.
— Вот уж кого не жалко, — фыркнула Наташка, и я понял, что нотацию ей читать бесполезно, особенно сейчас, нужно искать другой способ до нее достучаться.
— Ты с мамой поговорила? — сменил тему я, подождал, пока Борис закроется в ванной, и добавил шепотом: — Ну, про Алексея.
— А-а-а, это… Да там вообще ржака. Мама у нас, как маленькая. Посчитала, что обязана как-то отблагодарить его за адвоката и пошла помогать убирать в гараж. Алексей ее помощь трактовал по-своему и стал оказывать знаки внимания. Она поняла, что нравится ему, и сбежала.
— Ну а главное-то узнала? Он ей как?
— Никак. Он ей противен, — пожала плечами Наташка, прошептала, передразнивая мать: — «Он же алкоголик! И без ноги. Фу, какая гадость!» Я ей говорю, что нормальный он мужик, тетка, вон, чуть за столом ему не отдалась. Говорю, отец чем лучше был? Орал только и руки распускал. А она на своем стоит: что придурошный Алексей, и шутки у него дурацкие, и сам он противный, надо ему духи вернуть. — Помолчав немного, Наташка добавила: — Я спрятала духи, они классные и стойкие. Тем более уже начатые.
Я покачал головой и глубоко вздохнул. Наташка продолжила:
— Самое противно, что она начала отца с ним сравнивать, что-де Рома был — настоящий мужик! Все по делу, все четко, за ним, как за каменной стеной, а этот мало того, что калека, так еще и клоун, и ведет себя, как ребенок.
— Господи! — Я провел ладонями по лицу.
Только подумал, что все хорошо, мама будет с хорошим человеком, в безопасности, а ей он, оказывается, не понравился. И даже не равнодушна она к нему, а он ей противен. Если в равнодушии можно разжечь огонек интереса, то в отвращении — никогда.
— Да сама в шоке. Нормальный же мужик. Симпатичный даже. А она фукает.
За Каналью стало обидно. Вовсе он не как ребенок себя ведет, в отличие от мамы. И решения принимать умеет, и ответственность на себя взять может. А что веселый — так хорошо же, живой человек, настоящий. У отца вовсе чувства юмора не было.
По духу и ментальной зрелости Каналья был мне гораздо ближе, чем мама, и очень жаль, что мы не породнимся.
— А все-таки, за что дракон хотел побить Лялину? — не унималась Наташка, жаждала подробностей, чтобы их посмаковать.
Наверное, так она мстила за годы унижений и изношенные вещи.
— Я толком не понял. Поздравил его, выяснил, что надо — и домой.
— А что надо-то? — спросила она. — От него-то?
— Да подвал наш ограбили, вынесли все, мопед угнали…
Наташка аж всхлипнула, закрыв лицо руками. Все равно завтра все всё узнают, тем более, воров поймали.
— Преступников взяли, все нормально. Мопед завтра вернут.
— Фу-ух. Обидно было бы! Вот оно что, вот чего ты от бабушки так рано сбежал! Но, в общем, ура! — Наташка меня обняла. — С паршивой овцы хоть шерсти клок. С драного дракона — хоть чешуинка!
Из кухни выглянула мама.
— Дети, я тут миксер испытала, шарлотку испекла. Будет кто-нибудь?
Из ванной выскочил Борис, подпрыгнул, тряхнув головой:
— Будет! Будет!
Мы с Наташей тоже не отказались, мама выдала всем по кусочку и сказала, погрустнев:
— Пойду я спать. Завтра в пять утра на виноградники. Господи, зачем я на это согласилась?
Бормоча себе под нос, она ушла в спальню, а из-за открытой двери донесся хорошо поставленный голос ведущего:
— В субботу в Георгиевском зале Кремля состоялось первое заседание Совета Федерации…
Прихватив чашку чая, я рванул к телевизору, убавил звук, чтобы маме не мешать, Борис подумал, что там интересное показывают, и побежал за мной.
— … в работе которого, — вещал диктор, — несмотря на пессимистические предсказания, приняли участие представители почти всех российских республик, краев и областей. Заседание, длившееся чуть более часа, внесло окончательную ясность в то, что журналисты окрестили президентским планом осеннего наступления. Согласие Ельцина на досрочные выборы стало последним звеном в цепи, которой ему удалось связать своих сторонников и противников, скованных отныне одной цепью.
Уж не «Наутилуса» наслушался диктор?
— Тьфу ты! — выразил свое мнение Борис и ушел на кухню.
Дальше говорилось, что Ельцин не против выборов осенью, но при условии, что и парламент переизберется. Вроде все мирно решается, Ельцин не быкует. Неужели что-то сдвинулось в этой реальности, и мое появление — точка бифуркации? Значит, все пойдет по другому сценарию, и мои знания о будущем в скором времени окажутся бессмысленными.
Или так все и было в реальности, откуда пришел я-взрослый? Эх помнить бы те времена!
Во сне я попал не в белую комнату, а отчаянно пытался убедить Руцкого с Хасбулатовым отказаться от решительных действий. Но даже во сне я понимал: без толку. Только пуля может заставить человека, опьяненного властью, отказаться от своих амбиций. Чем все закончилось, я не досмотрел: позвонил будильник, открывая новый день.
Тогда более ста человек погибло. Если сохранить их жизни, как это повлияло бы на реальность? Не лезь в это, Пашка! Такое тебе точно не по силам.
Глава 18
Фундамент
Сегодня Леонид Эдуардович должен был прийти в милицию в обед, опознать и забрать украденные вещи. Если все хорошо, мой мопед уже должен быть на базе. Потому после школы мы всей толпой побежали в подвал, благо дом Ильи был недалеко — всем не терпелось узнать, что вернули, а чего мы лишились.
У Каюка и Алисы тоже было шесть уроков, и они к нам присоединились. Ноги меня не несли, будто бы сами врастали в землю — было страшно узнать правду. А вдруг воры успели Карпа разобрать? Детали узнать было не у кого.
Илья тоже страдал по магнитофону, остальные просто сопереживали, база стала для них вторым домом, только Рая с Инной и Памфилов не успели прикипеть.
Во дворе, где расположился весь старушечий боевой состав и загалдел завидев нас, мы разделились: Илья с Яном рванули в квартиру, а я, воспользовавшись новым ключом, отпер дверь в подвал и замер в проеме. Остальные столпились за спиной. Ступенька. Еще ступенька. Пальцы нащупали выключатель. Щелк — внизу загорелся свет, и я увидел выглядывающее колесо моего Карпа там, где я его обычно оставляю — за стеной сразу возле входа.
Да-а-а!
По телу прокатилась волна жара, скованные от волнения плечи расслабились, и я сбежал вниз, готовый обнять мопед. Он был в полном порядке, поблескивал оранжевым, ни царапинки новой не появилось!
Пока я придирчиво осматривал Карпа, наши побежали в зал, оттуда донеслись радостные вопли. Закончив, я присоединился к друзьям, широко улыбнулся, увидев телевизор на его обычном месте, и чашки с блюдцами, и «лапы» с перчатками, и грушу. Все ровно так же, как было до ограбления.
Спасло то, что награбленное воры сбывали в Ростове-на-Дону, а туда каждый день не наездишься, вот они и не успели ничего продать, а склад держали в том же доме, где жили.
Гаечка схватила Алису и Чабанова за руку, они побежали по матам, к ним подключился Рамиль, потом Инна с Раей, минута — и мы кружимся хороводом, от радости забыв обо всем.
Через минуту вернулся Илья, определил магнитофон на телевизор, вырвал Бориса из хоровода и поставил в центре, как елку, объявив:
— Вот наш герой! Если бы не он, хана нашему добру!
— Да! — воскликнул Ян и взял меня за руку.
И снова мы закружились, а Боря, получая непривычно много внимания, растерянно хлопал ресницами.
— В лесу родилась Боренька! — пропела Гаечка, и все покатились со смеху, хоровод распался.
Илья подошел к магнитофону и покрутил в руках кассету: