Яра бросила на него самодовольный взгляд и поудобнее устроилась в своем кресле. В ее голосе четко звучало превосходство, но движения оставались плавными и слегка томными. Небрежным, но изящным жестом откинув назад длинные блестящие волосы, она спокойно произнесла:
— Дело не во мне, Гейл. Чарльз Мид появляется в этом сериале уже второй год кряду и, между нами, роль эта давно себя исчерпала. Изначально, когда он был злым, харизматичным и двуликим, роль пользовалась популярностью. Все хотели познать его, проникнуть в суть его действий, но теперь он просто стал лицом из толпы. Слился с другими и потерялся среди них. К сожалению, ты перестал справляться со всем этим, Гейл. Поверь мне: окажись твой персонаж более ярким и запоминающимся, все было бы совсем иначе.
Гейл не успел открыть рот и озвучить уничижительную тираду, как Яра продолжила:
— Я знаю, Гейл, ты очень старался и делал все, что было в твоих силах. Ты не виноват, ведь неудачи у всех случаются. К тому же, ты сам знаешь, что рейтинги сериала упали, CW* могут вот-вот отказаться от его показа. Согласись, пора что-то менять.
Гейл снова смерил ее ледяным взглядом. «Неудачи?». «Менять?». А ведь сучка прекрасно знала, что ему досталась роль ничем непримечательного злодея-колдуна в среднестатистическом фантастическом сериале, совершенно обычная и предсказуемая. Но за два года, которые Гейл изображал Чарльза Мида, этот персонаж развился в нечто совсем иное, чем было прописано в сценарии. Из типичного злодея он стал тем, кого полюбили именно за нестандартность. Чарльз был таинственным, сексуальным, грубым, но в то же время по-настоящему способным на любовь. Он наделал много ошибок, но со временем искупил их. Гейл исполнил эту роль так, что домохозяйки, обливаясь горючими слезами, сочувствовали тому, чьи руки были по локоть в крови.
— Я прекрасно понимаю, о чем ты думаешь, - тем временем продолжила Яра, не сводя блестящих глаз с Гейла. — Но, поверь, я тут ни при чем. Зрители тебя обожают, но через неделю, когда мы закончим съемки последних серий сезона, Чарльзу Миду — конец.
Гейл устало сжал пальцами переносицу. Не было смысла сейчас пытаться что-то доказывать и спорить. В конце концов он ожидал именно этого. Яра так и не смогла успокоиться и забыть о том, что Гейл в свое время предпочел ей другого человека, хотя она всегда знала, что его сердце принадлежит не ей. Их отношения и отношениями было назвать нельзя, но, по сути, это ничего не меняло. Яра винила во всем Гейла. В женской гордости тут было дело, или просто в обычной человеческой подлости, разбираться Гейл не собирался. Единственное, что он знал, так это то, что за последние семь лет это и так был слишком долгий срок для его участия в одном проекте. До этого все ограничивалось единственным сезоном, а то и вообще эпизодическими ролями. «Тайный круг» дал ему хороший опыт, но дальше работать с Ярой он бы не смог. Беря в расчет их прошлые разногласия, Гейл вообще был сильно удивлен тому, что они смогли продержаться почти год, прежде чем все прошлое дерьмо полезло наружу. На душе было мерзко, но привычка держать удары взяла свое.
— Что ж, пусть будет так, — спокойно ответил он, глядя прямо в глаза Яре. – Где мне нужно подписать?
— Мне жаль, Гейл, - пожала плечами Яра, делая вид, что расстроена.
— А мне нет, - в голосе Харольда не было не единой эмоции. - В любом случае, я и сам не буду участвовать в проекте, в котором меня считают обузой.
— Ты не был обузой, - попыталась слабо протестовать Яра, - просто время Чарльза Мида пришло. Я уверена, что ты надолго не останешься без работы…
— Избавь меня от этого дерьма, Яра, - резко перебил ее Гейл. - Если пытаешься прикрыть свое злорадство притворным сочувствием, то хоть не делай этого так явно, а то меня стошнит прямо на твой стол, ценою в пять тысяч долларов.
Ореховые глаза Гейла предупреждающе блестели. Внутри все клокотало от раздражения, но он не мог себе позволить выпустить его наружу. Зная Яру, она тут же оповестит всех о том, что Гейл Харольд, которому сообщили об очередном увольнении, устроил отвратительный скандал прямо в кабинете исполнительного продюсера.
Совершенно никого не будет волновать тот факт, что тот самый исполнительный продюсер – его бывшая пассия, которая, ступая по головам и используя людей, как трамплины для собственных честолюбивых стремлений, взобралась фактически на самый верх. И теперь с удовольствием вершит судьбы тех, чьего внимания добивалась годами.
Гейл был не склонен жалеть себя, но отвратительная правда состояла в том, что он, несмотря на многолетние усилия, так и не смог найти постоянной ниши для творчества. Хотя может он никогда толком и не пытался. Может так и не смог переступить через свое прошлое и пойти дальше, чем исполнение второстепенных ролей, но он все равно отдавал им всю свою душу. Гейл проживал каждую жизнь, описанную в сценарии, делился с каждым своим персонажем частичкой собственной души, но так и не смог понять, кто же он сам, вне всего этого. Иногда казалось, что в огромном мире лицемерия и лжи Гейл Харольд обычный самозванец, который скрывается за маской уверенного в себе, немного эксцентричного человека, а бывало время, когда он действительно чувствовал тот самый импульс, который поджигал фитиль стремления к совершенству. Гейл не мог по-другому. Он никогда не соглашался на роли, которые не мог прочувствовать. Он отказывался браться за проекты, если не был уверен в том, что рассказывает о чем-то важном и нетривиальном. Гейл всегда оставался честным с самим собой и продолжал верить, что каждый человек является тем, кем позволяет самому себе быть. Все остальное лишь отговорки для того, чтобы не принимать на себя ответственность.
Некоторые считали, что если бы Гейл в свое время был более гибким и сговорчивым, то давно уже стал бы вторым Томом Крузом или Мэлом Гиббсоном, но для него это означало бы, что нужно жить по чужим правилам. Продать себя в рабство и быть тем, кем ему скажут, а не тем, кем подсказывало сердце и убеждения.
Это уже было в его жизни. Гейл проходил подобное, и оно стало для него настолько горьким уроком, что больше никому и никогда не удавалось сыграть на его эмоциях и заставить поступать вразрез с собственным сердцем. Снова пойти на подобное было бы изменой самому себе. Семь лет назад он уже сделал нечто подобное и поплатился сполна, поэтому никогда больше он не собирался договариваться с собственной совестью.