Дойдет даже до того, что один из французских критиков пустит в оборот афоризм:
«Жюль Верн — это Александр Дюма, действующий в эпоху, когда красноречие Цицерона можно передать по телефону и руководить военными операциями по телеграфу».
Но это в будущем… А сейчас, в февральский вечер 1849 года, перед богатым особняком — причудливая смесь ложной готики с мавританским стилем, — в аристократическом Сен-Жерменском предместье остановилась карета, украшенная геральдическим единорогом. Один из влиятельных знакомых Шатобура, называвший себя близким другом «Александра Великого», охотно откликнулся на просьбу Шатобура захватить с собой его молодого родственника из Нанта на прием к Дюма.
Оробевшего юношу проводят через анфиладу ярко освещенных комнат, убранных с кричащей роскошью; он чувствует себя затерянным в шумной толпе веселящихся гостей. Но стоило хозяину дома приветливо ему улыбнуться, и застенчивость как рукой сняло. Этот синеглазый белокурый бретонец пришелся Александру Дюма по душе. Писатель оценил его начитанность и живость ума.
Более того, пригласил на премьеру в свой «Исторический театр»!
«Я присутствовал на первом представлении „Юности мушкетеров“, — сообщает Жюль родителям. — Я сидел у авансцены в ложе Александра Дюма. Мне действительно повезло. Это очень занятно. Его драма — инсценировка первого тома „Трех мушкетеров“. В этом произведении, пусть оно и не отличается большими литературными достоинствами, чувствуется удивительный сценический талант…»
Жюль решил ковать железо, пока горячо. Быстро закончив две исторические драмы — «Пороховой заговор» и «Трагедию из времен Регентства», он отдал их на суд Дюма. Первую пьесу Дюма признал неприемлемой по цензурным соображениям, а вторую — недостаточно сценичной;
— Ничего, вы еще научитесь писать, — утешил он приунывшего дебютанта. — А не попробовать ли вам себя в жанре водевиля?
Но тут надвинулись последние экзамены и защита диссертации. Творческие начинания на несколько месяцев пришлось отложить.
…У пианиста Адриена Талекси на улице Луи ле Гран еженедельно собирались молодые писатели, музыканты, художники. Жюль Верн становится душою кружка и дает ему шутливое название «Обеды одиннадцати холостяков». Это богемное содружество существовало до начала шестидесятых годов, несмотря на то, что большинство участников давно успели жениться. Жюль Верн исполнял на «Обедах холостяков» свои песенки и куплеты, а в мае 1850 года прочел одноактный водевиль в стихах «Сломанные соломинки», встретивший единодушное одобрение. Только после этой проверки он решился показать его Дюма.
Какова же была радость начинающего драматурга, когда «Александр Великий» не только похвалил пьесу, но и выразил желание поставить ее в своем «Историческом театре»! 12 июня состоялась премьера. Спектакль выдержал 12 представлений и принес автору… 16 франков. Затем по совету Дюма водевиль был издан отдельной брошюрой.
— Не беспокойтесь, — сказал он Жюлю, — расходы в какой-то мере окупятся. Даю вам полную гарантию, что найдется хотя бы один покупатель. Этим покупателем буду я!
Первое печатное произведение Жюля Верна вышло в свет с почтительным посвящением Александру Дюма.
Осенью «Сломанные соломинки» были поставлены в Нантском театре. «Столичный» автор присутствовал на премьере. Вместе с ним в директорской ложе находились его родители и три сестры. А Поль в это время бороздил на своей шхуне воды Индийского океана. По требованию публики молодой драматург трижды выходил на сцену. Каролина Тронсон, сидевшая в ложе с женихом, поощрительно похлопала кузену. Громче всех аплодировал покровитель нантских муз папаша Воден, тот самый, в чьей книжной лавке собирались начинающие поэты. Он первый предсказал Жюлю Верну блестящую будущность, и его предсказание начало сбываться!
На следующее утро в местных газетах появились лестные отзывы о пьесе и спектакле. Пьер Верн гордился сыном, хотя и находил его водевиль «слишком фривольным».
— Лиценциату прав, прежде чем выводить на сцену неверную жену и ставить в смешное положение мужа, следовало бы подумать о своей репутации.
— Помилуй, папа! В таком случае пришлось бы запретить и Мольера!
— Но Мольер был всего лишь актером, а не преемником адвокатской конторы…
В глубине души отец еще надеялся, что сын возьмется за ум и неверной литературной карьере предпочтет добропорядочную, обеспеченную жизнь в Нанте.
А Жюлю не сидится дома. Он торопится в Париж. Он закончил новый водевиль «Кто смеется надо мной» и хочет поскорее прочесть его обоим Дюма.
Пьеса одобрена. По совету «крестного отца» она превращена в двухактную комедию и предложена театру Жимназ. Тем не менее к постановке ее не приняли. Директор заявил, что ему было очень приятно прочесть произведение, рекомендованное самим Дюма, но… он обеспечен репертуаром до конца сезона.
Время не ждет! Не эта пьеса, так следующая! Кто из писателей в молодые годы не терпел неудач?
Одна за другой появлялись новые пьесы: «Игра в жмурки», «Замки в Калифорнии», «Спутники Маржолены», «Сегодняшние счастливцы», «Приемный сын», «Господин Шимпанзе», «Одиннадцать дней осады». Это были бытовые комедии, смешные водевили, либретто комических опер, музыку для которых обычно писал Иньяр. Некоторые из них имели успех у публики, другие оказывались однодневками, а иным вообще не суждено было увидеть света рампы. Но так или иначе имя Жюля Верна мелькало на театральных афишах.
Экономя бумагу, он писал бисерным почерком, который сам же с трудом разбирал, и в дальнейшем почти не касался рукописей, сложенных на дне чемодана. В этой «братской могиле» покоились вечным сном десятки непоставленных и неизданных пьес.
Из склада юношеских рукописей он извлек лишь одно произведение — лирическую комедию в стихах «Леонардо да Винчи», к которой потом не раз возвращался. Позже она превратилась в «Джоконду» и в последней редакции — в «Мону Лизу». Хотя действие ограничено единственным эпизодом — созданием портрета Джоконды, знаменателен самый выбор героя. Леонардо, универсальный гений итальянского Возрождения, с равной силой проявивший могучий талант и в живописи, и в науках, и в изобретательстве, всегда привлекал Жюля Верна как личность во всех отношениях феноменальная и столь же загадочная, как улыбка Джоконды.
Жюль Верн, бесспорно, был одаренным драматургом. Его пьесы отличались искусным построением, живостью диалога, занимательностью интриги и все же не выдерживали конкуренции с господствовавшим тогда репертуаром — пьесами Скриба, Лабиша, Сарду и других «королей» сцены. Претендовать на самостоятельное место в театре он, конечно, не мог, но понял это далеко не сразу.
Подобно героям Бальзака, приехавшим в Париж из провинции завоевывать себе блестящее будущее, он полон лучезарных надежд. После каждой очередной неудачи трудится с еще большим азартом. Целеустремленность, помноженная на кипучую энергию, компенсирует «утрату иллюзий».
Он бегает по урокам. Ищет работу. Поступает на временную службу с 7 утра до 9 вечера сверхштатным писцом в нотариальную контору Гимара с окладом 600 франков в год. Теперь он расплатится с первоочередными долгами и, по крайней мере, не умрет с голоду. А писать можно и по ночам!
За несколько месяцев такого существования он нажил неизлечимый гастрит, заставлявший его и в лучшие годы ограничивать себя в еде. Зато герои Жюля Верна, способные переваривать гвозди, будут смаковать всевозможные яства, насыщаться жарким из дичи, рассуждать со знанием дела о гастрономии и кулинарном искусстве. Вегетарианец поневоле! Воображение вознаграждало его с лихвой тем, чего он был лишен в жизни.
…На повторные и все более настойчивые требования отца вернуться в Нант — к адвокатской конторе и материальному благополучию — Жюль отвечает:
— Твоя контора в моих руках только захиреет… Я предпочитаю стать хорошим литератором и не быть плохим адвокатом… Моя область еще дальше отошла от севера и приблизилась к знойной зоне вдохновения…