А вот еще один штрих к портрету. Случилось так, что в сентябре 1963 года мы оказались с Сергеем Павловичем в одном санатории в Сочи. Однажды на пляже, сняв очки и отложив в сторону первый том книги Краффта Эрике «Космический полет», он повернулся в мою сторону и, чуть прищурив глаза, глядя на набегающие волны, спросил:
— А вы были в Ленинграде в Русском музее?
— Был, Сергей Павлович…
— А в брюлловском зале были? Знаете, какая картина меня там поразила однажды и на всю жизнь? Айвазовского — «Волна». Это просто удивительно! На нее можно смотреть часами. Кто бы и что ни говорил про Айвазовского, но он великий мастер… Слышал я, что его ремесленником называют. Ремесленник… Побольше бы таких ремесленников. А что, мы — ремесленники тоже или нет? А? Трудное наше ремесло, трудное. Но интересное, черт возьми, и необычное. Жить просто нельзя! Жить, старина, надо с увлечением!
И он, замолчав, повернулся к морю. Молчал и я.
Потом он опять надел очки, взял книгу. Я стал просматривать местную газету. На последней ее странице внимание привлекло объявление: «Сегодня в парке „Ривьера“ состоится лекция на тему: „Успехи Советского Союза в исследовании космического пространства“. Лекцию читает член Общества по распространению научных знаний кандидат наук из Москвы. Начало в 20 часов. Вход свободный. Лекция сопровождается диапозитивами». Я протянул газету Сергею Павловичу. Он пробежал глазами объявление и, повернувшись к жене, с улыбкой сказал:
— Нинуся, смотри, сегодня в парке лекция о космосе. Пойдем? — И тут же ко мне: — А у вас какие планы на вечер? Быть может, вместе сходим?
После ужина мы пошли в «Ривьеру». На открытой эстраде была растянута простыня-экран. Народу было не очень-то густо. Вскоре лекция началась. Высокий худощавый очень серьезный мужчина добросовестно изложил все известные ему последние достижения в области освоения космоса, не забыв, естественно, упомянуть и о первом спутнике, и о Лайке, и о «Лунах». Очевидно, чтобы придать своим словам большую достоверность, завоевать слушателя, он, как мне запомнилось, несколько раз употребил такие вот обороты речи:
— И вот мы поняли, что ориентация состоялась. Тут же даем команду: «Начать фотографирование обратной стороны Луны!»
В таких случаях Сергей Павлович легонько подталкивал меня в бок и вполголоса говорил:
— Вот дает! Здорово! Нет, ты слушай, слушай, действительно, интересно рассказывает! Я с большим интересом слушаю.
Диапозитивы, которыми лектор сопровождал рассказ, почти не были видны на качающемся экране.
Я был уверен, что Сергей Павлович не пожалел, что пошел на эту лекцию. Ведь это в его жизни, пожалуй, было впервые. Приходилось ли ему раньше да и после этого слушать где-нибудь лекции на тему «Освоение космического пространства»?
Люди будут помнить имя Королева. Миллиарды людей не знали его, но рукоплескали его подвигу и всегда будут с благодарностью вспоминать его подвиг. Подвиг всей его жизни…
Слово для доклада о готовности космонавтов предоставляется генералу Николаю Петровичу Каманину.
— Трудно из шестерых выделить кого-то одного, но такое решение нужно было принять, — говорит генерал. — Рекомендуем первым для выполнения космического полета назначить старшего лейтенанта Гагарина Юрия Алексеевича. Запасным пилотом назначить Титова Германа Степановича.
Громкие, горячие аплодисменты. Как только в зале наступила тишина, председатель государственной комиссии предоставил слово Юрию Гагарину.
— Разрешите мне, товарищи, заверить наше Советское правительство, нашу Коммунистическую партию и весь советский народ в том, что я приложу все свои силы и уменье, чтобы выполнить доверенное мне задание — проложить дорогу в космос. А если на пути встретятся трудности, то я преодолею их, как преодолевают коммунисты…
Это апрельское утро было необычным и вместе с тем обычным. Перед утром, как всегда, была ночь. Для всех. Не было этой ночи только для людей в зааральских космодромных степях. Они понимали, что свершается необычное, чего не делал еще никто. Находилось ли время для философского осмысливания происходящего? Нет. Мы делали дело. Мы работали.
Порой особая обстановка заставляет человека по-иному воспринимать даже привычные события. Праздничный вечер — тоже вечер. Но иллюминационный пересвет, лозунги, музыка делают его иным, не похожим на вчерашний. И идешь по той же улице, к тому же дому, в тот же час — все то же, но все другое. И мысли и чувства тоже другие.