— Ты чего? — испугался дивий воин. — Ну, прости, я не хотел. Да садись ты в своё кресло, только не плачь.
Стоило ему это сказать, как Тайка тут же разревелась. И хотела бы сдержаться — да не вышло. Она и сама не понимала, что с ней происходит.
Вытьянка бросила недомытые чашки, подбежала к ней, обняла за плечи и погрозила Яромиру кулаком:
— Что ты ей сказал?
— Да ничего я не говорил!
— Это правда, — всхлипнула Тайка. — Яромир не виноват. Не знаю, что на меня нашло…
Марьяна усадила её в кресло и сунула в руки салфетку:
— А ну, вытри нос, и давай разбираться. К нам тут с утра Пушок залетал и сказал, мол, ты в последние дни сама не своя. Что случилось, ведьма?
— Да всё нормально…
— Тогда почему ты говоришь это таким голосом, как будто кто-то умер?
Тайка пожала плечами, а Яромир вдруг задумчиво произнёс:
— Может, у вас тоскуша завелась?
— Какая-такая тоскуша? — вытаращилась Тайка.
— Ну, обычная. Дух такой. Маленький, но довольно пакостный. Питается чужой радостью. Если присосётся, сложно его потом отвадить. Вот только не понимаю, как Никифор его мог проглядеть.
— А ты-то сам его увидеть сможешь? — взгляд Марьяны стал встревоженным.
Яромир кивнул.
— Тогда чего стоишь столбом? — напустилась на него вытьянка. — Иди и ищи! Тая, дай ему ключи от погреба. Знамо дело: все зловредные духи темноту да холод любят. Небось, и тоскуша этот там сидит.
— Надо ещё обереги проверить, — спохватилась Тайка. — Если что-то в дом проникло, значит, лазейка была.
— Вот ты и проверь. А я пока посуду домою, — Марьяна откинула назад белые волосы и улыбнулась. Ей нравилось, когда все были при деле.
Увы, поиски ничего не дали. Все обереги были целёхонькие и висели на своих местах, а Яромир нашёл в погребе только банки с солениями и с десяток дохлых мух.
— Нет там никакого тоскуши, — буркнул он, вытаскивая из длинных волос паутину. — Может, сбежал уже.
— Или его и не было, — Тайка шмыгнула носом, чувствуя, что ещё немного — и слёзы снова хлынут из глаз. — Яромир, что ещё это может быть?
Дивий воин пожал плечами:
— Не знаю… разве что колдовство какое-то человечье. В ваших чарах я не очень разбираюсь.
И тут Тайку осенило:
— Зато я знаю, кто разбирается! Баба Липа!
— Какая ещё липа? — не понял Яромир.
— Это бабушкину старую подругу так зовут. Олимпиада, если полностью. Они ещё в детстве дружили, а потом баба Липа к мужу в Ольховку переехала, реже стали видеться.
— И что, она тоже ведьма?
— Ещё какая! — Тайка хотела было улыбнуться, но губы её будто не слушались, на лице застыло выражение уныния, и мелькнувшая было надежда испарилась, как не бывало. — Хотя и это, наверное, не поможет…
— Не проверишь — не узнаешь, — Марьяна решительно звякнула тарелкой.
— А далеко ли до этой Ольховки? — Яромир стряхнул паутину с пальцев.
— Не очень, километров восемь.
— Значит, засветло не обернёмся, — дивий воин покосился за окно, высматривая солнце. — Я с тобой пойду.
— Ты? — фыркнула Тайка. — Вот в этом кафтане нарядном?
— А что не так?
— Ребята ольховские непременно к нам привяжутся.
— Ну и пусть, — Яромир пожал плечами. — Я их проучу — будут знать, как докучать добрым путникам.
— Вот то-то и оно, — закивала Тайка. — Проучишь так, что они потом зубов не досчитаются. А участковый-то ко мне разбираться придёт. Давай-ка мы лучше тебя переоденем. Тут старая отцова куртка-аляска есть, очень тёплая. И шапку возьми — уши-то острые тоже спрятать не помешает.
— А может, не надо? — взмолился дивий воин, но Тайка была непреклонной:
— Или так, или я пойду одна!
Яромир со вздохом натянул шапку на уши. Куртка ему тоже оказалась впору. Тайка отметила про себя, что ему даже идёт, но вслух этого говорить, конечно, не стала — чтобы не задавался. Вместо этого окинула дивьего воина долгим взглядом и махнула рукой: