— Как дежурство? Спал? — спросил он участливо.
— Только под утро с часик. А всю ночь шил и даже оперировал, но так, по мелочи. Какая нелёгкая тебя в такую рань принесла?
— У меня план, Анисимов, по борьбе с моим глобальным одиночеством. Сейчас приступлю к выполнению.
— Удачи. Как объект зовут-то?
— Катюша, ага, сестричка из приёмного. Хорошая девочка, ни в каких порочных связях не замечена. Так что приступаю к взятию её бастионов.
— Прав, девочка хорошая. Зачем она тебе? — раздражение в душе странным образом нарастало.
— Не задавай глупые вопросы, Анисимов! А то ты не знаешь, зачем мужчине нужна девочка. Или ты того? Так говорят, что дома у тебя женщина живёт. А про Катю… Сам не гам, так не мешай другим.
— Не понял, а я к Кате каким боком?
— Ты к Кате, слава Богу, никаким! Слепой, глухой и, как мне кажется, уже не мужчина.
Разговор прервал появившийся раньше положенного времени Курдюмов. А потом закрутилось: пятиминутка с отчётом дежурного врача, обход зам главврача по хирургии, проверка журналов списания наркотических и сильнодействующих медикаментов списка «А». Лекция о перерасходе этих препаратов, об экономии, потому что брать неоткуда, резервов нет. Слушать возражения врачей главный не хотел. Да если бы и хотел и услышал, что он мог сделать? Ничего, потому что как врач прекрасно понимал, что недообезболить больного — это всё равно, что не обезболить совсем. Но как чиновник должен был выполнять распоряжения сверху. А именно сокращать и сокращать все виды расходов на здравоохранение.
День тянулся ужасно медленно и нудно. Хотелось вернуться домой и никого не видеть и не слышать, а тут ещё за хлебом надо.
Вышел на остановку раньше, заглянул в булочную, взял буханку чёрного хлеба. Память перенесла его на три года назад, точнее — на три с половиной года назад. На улице стоял мороз, он вышел из института Поленова после выволочки у заместителя директора по науке. И дело было вовсе не в написанной им статье, которую он отправил в Russian Neurosurgical Journal. Проблема состояла в том, что он себя поставил единственным автором, указав лишь, что работа выполнена под руководством доктора медицинских наук и т. д.. Да, ни зама по науке, ни самого директора он в соавторы брать не стал. Конечно, статью не пропустили. А его не допустили к защите кандидатской диссертации, развернули на апробации. Не стерпел, на следующий же день подал заявление об увольнении. Так сломалась карьера. Обо всём произошедшем позже думать не хотелось вообще. И вспоминать никакой тяги не было.
Глава 12. Возвращение домой
*** Иван ***
— Ну, прощевай, мил человек, — Исаак Прокопыч поднял руку, вроде как благословил, что ли, потом протянул Александру. Минин пожал.
Недолго они вместе пробыли, и многому научил этот старик. Или не старик он еще? Седой, а так крепкий. На ум пришел Платон Каратаев. Да, вот жизнь, и в книгах про такое не напишут. Тогда война была с Наполеоном, а сейчас сами все развалили. Много они с Прокопычем за эти дни перетерли за политику, а к выводам никаким не пришли. Только Прокопыч все сокрушался, что Минин из вооруженных сил ушел, повторял:
— Вот это ты, Саша, зря, погодил бы чуток, может, наладилось бы. Все же военная пенсия — она надежная.
Надежная… А сколько на глазах у Александра без пенсии вышвырнули при сокращении, без обещанных квартир.
— Ладно, пойду, там в приемном покое меня Игорь, наверно, ждет, — не стал затягивать прощание Минин.
— Иди-иди, — закивал Прокопыч, — а я в коридор, значит, вернусь. Долеживать. Не выписывают еще, — вздохнул он.
С Исааком они никакими координатами не обменялись. Зачем? Случай свел в больнице, да и закончилось знакомство. Вряд ли снова встретятся.
А Игоря в приемной не было, задерживался. Минин присел на лавку напротив окна регистрации. Туда-сюда сновали санитары, работники скорой в форменных жилетах. Ковыляли болезные пострадавшие, кто мог — на своих ногах, кто не мог — тех возили в инвалидных колясках или на каталках.
Саша снова пережил этот муторный приступ, именно здесь он Ольгу увидел… тело…
Скорее бы уже отсюда! Вот рвется, а ведь лежал, плевал в потолок. Кормили, поили. А за забором больницы прежняя собачья жизнь, грязь, нищета, что-то надо делать.
Может, и прав Прокопыч, зря ушел, служил бы где-то по распределению, глядишь, и не сократили бы. Профессия у него редкая, академию окончил с отличием. Еще и дипломы с соревнований по снайперской стрельбе получил. И все пошло прахом здесь, в Петербурге. Не надо было ему менять план родителей, сворачивать с намеченного пути. Мама, конечно, обижена. Это она еще и десятой доли всего не знает. Теперь догадается, достаточно увидеть в каких условиях они с Ольгой и Женечкой живут... жили.