— Киса, придумаю я что-нибудь! Не плачь, Киса!
— Всё у тебя через жопу. Почему ты неудачник такой?!
Он хотел обнять её, успокоить, приласкать, быть с ней, в ней, чтобы забылась и она. Ведь понимал, что память воскресила самое ужасное, что происходило с Ритой раньше — голод, и оттого появился страх.
Не те воспоминания пришли, не те.
Но не успел, кто-то настойчиво звонил в дверь.
Пришлось подойти и открыть. Перед ним стоял Курдюмов. От неожиданности Анатолий опешил, стоял молча, смотрел глаза в глаза, словно решая для себя что-то.
Первым заговорил Курдюмов.
— Анатолий Сергеевич, я к вам по делу и не только. Поговорить бы...
— О чём? Вроде бы уже всё сказано и подписано.
Толик с грустной ухмылкой пожал плечами, продолжая смотреть на бывшего коллегу.
— Может быть, вам — не о чём, а я сюда приехал не просто так. Надеюсь, что выслушаете.
— Хорошо, выслушаю, проходите.
— Вы один?
— Нет, с женой.
Курдюмов растерялся.
— Я бы не хотел, чтобы нас слышали. Может, прогуляемся?
— Шпионские игры прямо. Ну что ж, давайте прогуляемся, поговорим. Я сейчас. Оденусь.
— Жду на улице.
Рита была недовольна, она не понимала, почему не имеет права участвовать в разговоре с коллегой мужа и почему надо что-то обсуждать за её спиной. Толик опять вспылил — ну не осознавал он, какое отношение его работа имеет к его жене, и разговор явно мужской намечается. Оделся, обулся и, пообещав, что вернётся скоро, вышел на улицу. Сигареты не взял, забыл, пришлось стрельнуть у Курдюмова.
— Так что ты хотел, Олег Александрович? — спросил, закуривая, Толик.
— Злишься ты на меня, Анатолий Сергеевич. Знаю за что, оправдываться не буду, хоть и не виноват я перед тобой. Я был готов работать под твоим началом, и уверен, что со временем так и будет. Заявление твоё принёс, забрал его у главного.
— Я тебя просил?!
— Нет, не просил и не попросил бы никогда, гордость бы не позволила. Но, Толя, куда ты с подводной лодки? Как жить, не оперируя, будешь? Ты сможешь? Нет! А потому я поступил правильно.
— Начальник, да? За меня решаешь?!
— А если — друг? Ты не кипи! Ты голову включи. Таких хирургов, как ты, единицы. У тебя талант, дар в сочетании с наследственностью. Ты ж лучше отца, ты даже его перерос.
— А про отца ты откуда знаешь?
— Так мне повезло у него стажироваться. Знаю, о чём говорю. Выходи на работу завтра как ни в чём не бывало. Потерпи меня в этой должности какое-то время, а потом махнёмся не глядя, с высочайшего разрешения начальства.
— Друг, значит?
— Друг, Толик, не сомневайся.
— Я могу подумать?
— Можешь, до утра. Приходишь на работу — ставлю тебе сегодняшний день отгулом по семейным обстоятельствам. Нет — передаю твоё заявление главному, объясню, что мои усилия по возвращению тебя оказались тщетными. Или сейчас тебе бумажку вернуть?
— Подержи до утра.
Внутри у Анисимова всё ликовало. Он не показывал Олегу своей радости, но она просто переполняла его. И дело было вовсе не в заведовании, а в том, что в руках оставалось любимое дело. А должность… Да какая разница! Писанины меньше.
Глава 26. Лаки Счастливчик
...Иван...
Прошло три месяца. Всего три месяца! Много или мало? И что изменилось за это время? Да все!
Александр не мог объяснить глобальных перемен в жизни, не хотел их принять, но и не находил в себе сил отказаться. Плыл по течению, подчиняясь обстоятельствам. Совершенно как та лошадь из дурацкого мультфильма про Ежика в тумане.
Нет, то, что Минин занимался не своим делом, было еще полбеды. Так он и вне рабочего времени не своей жизнью жил! Выходит, обманывал Асю?
Как же так? Разве можно? Её? Доверчивую, чистую девочку.
Непреодолимые причины и следствия угнетали. По договоренности с партнером надо было крепко держать рот на замке и не рассказывать, что коттедж хозяйский, и все, что окружает Минина — ему не принадлежит. А сам он примерно то же, что охранник в будке у шлагбаума. Работник, нанятый соблюдать чужой интерес.
Александр раскаивался, что согласился на эту авантюру, но с каждым днем все более втягивался в собственный обман, иллюзорный мир, словно кокон обволакивал и подчинял совесть, усыплял здравый смысл. Что тут скажешь? Дьявол изощренно искушает!
Вот Минин и плыл, как Лошадь…
Да! Лошади, лошади, из-за них-то все это и произошло. Ладно, не все лошади, а отдельно взятый конь — Лакрейм…
Поначалу язык не поворачивался называть его конем. Несчастное животное, на которое не взглянешь без боли. В деннике стоять не может, ложится на солому, как собака. Минин и не знал, что лошади так умеют.