— Не знаю, я просто не знаю, как я должна его ощущать. Всё может быть. Ну давай, перезвони обязательно. Я буду ждать, а пока вздремну немножко.
Толик положил трубку на телефонный аппарат. Зачем ему звонила жена, да ещё срочно просила перезвонить, он так и не понял. Судя по голосу и тому, что она рассказывала, с ней абсолютно всё в порядке, а еду не разогрела просто потому что лень.
Надо внимания ей уделять побольше, но с его работой… А ещё расследование это затеял. Может быть, и зря, но вернуть имя человеку надо, и развод оформить, и зарегистрироваться снова по-настоящему. Не устраивал Анатолия брак по фиктивному паспорту. Ребёнок будет, его сын. Все бумаги должны быть исправными, чтобы комар носа не подточил.
Пока заполнял истории, его снова позвали к телефону. На этот раз звонили из терапии.
— Анатолий Сергеевич, добрый день, профессор Боярчиков беспокоит. — Толик улыбнулся, вот так бывает, что на ловца и зверь бежит, а в трубке продолжали: — Не почтите за труд, дорогой мой, есть у меня подозрения по поводу невриномы слухового нерва у некой гражданки Семёновой, вы бы подошли на консилиум, компьютерную томографию одним глазком бы глянули и решили б — возьмётесь оперировать или нет.
— Я? Почему я? — В голосе сквозило удивление.
— Потому что случай интересный, а вам бы я доверил. И статью бы вместе в журнал подали. Когда у вас последняя публикация была? Пару лет назад? Вот то-то же! Не отказывайтесь и не передавайте никому уникальный случай.
— И чем же он уникальный?
— Тем, что ко мне попал, а я вас позвал, Анатолий Сергеевич. Жду через двадцать минут.
Анатолий положил трубку и усмехнулся. Весь разговор Курдюмов слушал очень внимательно. Слышал, может, и не всё, но достаточно, чтобы сделать выводы. Телефон-то на его столе стоит.
— Толь, что нам Боярчиков подсовывает?
— Шванному слухового нерва. Статью хочет, значит, случай атипичный. Ладно, пошёл я.
— Защищаться тебе надо, а не статьи для Боярчикова писать, хотя врач и диагност он хороший, — услышал слова Курдюмова, пока двери закрывал.
Анатолий понимал, к чему клонит коллега из терапии. Конечно, все заслуги диагностики опухоли были его, а Анисимову достанется техническая часть, то есть достаточно сложная операция и написание самой статьи, в которой первой будет красоваться фамилия Боярчикова. Но это ничего, в данном случае всё честно, а публикаций у него действительно давно не было. Будет статья, пошлёт журнал матери, она хоть порадуется.
С Ритой Мария Владимировна всё так же не общалась. Жила одна-одинёшенька, даже домой сыну больше не звонила, иногда на работу. А междугородние звонки-то дорогие, накладно ей с пенсии. Обо всём этом думал Анатолий по дороге из одного корпуса в другой. За мать сильно душа болела. Мало того что живут врозь, так и надежд её он не оправдал. Может, и вправду поднапрячься и защититься — ради матери?
Боярчиков встретил радушно, чаем напоил, конфетами угостил. Поговорили, обсудили и больную, и статью будущую. С больной побеседовали, уговорили оперироваться, подробно всё объяснили: и перспективы, и риски. Договорились о переводе в нейрохирургию на следующий день. Толик как только консультацию в историю записал, о своём вспомнил.
— А у меня к вам, Сергей Николаевич, тоже дело имеется.
— Говорите, помогу, чем смогу, всё, что в моих силах, сделаю.
— В феврале больной у вас лежал, мне бы информацию о нём. Не подумайте ничего плохого.
— Да я и не думаю. В феврале? Давненько. С чем лежал?
— Понятия не имею, у вас спросить хотел. Минин его фамилия.
— Минин! Минин, говорите… — Боярчиков задумался на мгновение, а Потом вспомнил: — Минин Александр, в люксе с пневмонией, помню. Я ещё туберкулёз подозревал. Худой, истощённый такой парень, и кашель застарелый у него хронический. Но, слава Богу, туберкулёз не подтвердился, выздоровел ваш Минин и выписался.
— Истощённый больной лежал в люксе?
— Да, его друг привёл, знаете, такой из братков. Оплатил люкс, лекарства дефицитные купил, дочку приводил на свидание, уж больно о девочке Минин беспокоился, так я разрешил посещение с ребёнком. Сам-то он с криминалом вряд ли связан. По внешнему виду сужу, по разговору. А что вдруг вы о нём беспокоитесь? Не заболел ли?
— А нет, здоров. Его историю увидеть можно?
— Распоряжусь, поднимут из архива.
По дороге в свой корпус Толик думал о дочке Минина. Жив ребёнок. Вот странность какая: голод его Рита вспомнила, игру на скрипке тоже, а дочку? Ладно мужа забыла, может, он бил её, хотя со слов Боярчикова человек этот Александр положительный, но несчастный. Он о дочери вспоминал и беспокоился. А Ольга, то есть Рита, её забыла.