Самолеты забирали подразделения по очереди. В ожидании мои медики лежали на парашютах, терпели июньское дневное пекло и тоскливо наблюдали за взлетом и посадкой самолетов. Страшновато подолгу ожидать неизбежное. Вдруг ко мне подбегают сержанты соседней роты и сообщают, что у них отказчик. «Говорит, что болен, а мы не верим. Боится! А у нас через 20 минут посадка!» Просят меня срочно осмотреть «больного». Невыполнение прыжков строго осуждалось, да и страдало участие в соцсоревновании подразделений батальона. Дело было серьезное. Судя по их угрожающей мимике, у меня возникло подозрение, что еще немного, и они устроят «больному» самосуд.
Пошли в роту. В плотном окружении гвардейцев стоял солдатик небольшого росточка, бледный и испуганный. «Что с тобой случилось? – спросил я его тихо и доверительно. Все замолкли. «Утром был понос», отвечает. Народ взревел: «Врет!» Я поймал его затравленный взгляд и, не отпуская его, тихо сказал: «Если бы ты знал, как я не хочу прыгать, если бы моя воля, ушел бы куда глаза глядят. Что такое парашют? Это же тряпки. Но у меня личный состав 15 человек. Как я их брошу? К тому же я – коммунист, неудобно как-то. Приходится, братишка. А ты не бойся! Ребята на тебя орут, потому, что за дело болеют. А вообще-то они к тебе неплохо относятся, ты только доверься им, они тебе помогут: и в самолет посадят, и вытолкнут, и на земле встретят, парашют помогут собрать и донести…» В глазах его исчезла затравленность. Нашелся кто-то, кто понял его страх перед прыжком и страх остаться изгоем. Он заколебался, Это почувствовали его товарищи и одобрительно зашумели. «Федя! Ты не бойся, ты не один, мы тебе поможем, мы все сделаем вместе!» И, не дожидаясь рецидива сомнений, одели на него парашют и, обнимая, гуськом пошли на посадку. А я поплелся к своим, рассчитывая, что в крайнем случае вытолкнут и меня. Коллектив – великая вещь.
Прыгнул мой крестник и, как все, усталый и счастливый в конце дня укладывал парашют для следующего прыжка. Прыгнул и медпункт.
Создать настроение, придать уверенность человеку иногда может только врач. М.Я.Мудров еще в начале 19-го века писал: «Долгом почитаю заметить, что есть и душевные лекарства, которые врачуют тело, они почерпываются из науки мудрости, чаще из психологии. Сим искусством печального утешишь, сердитого умягчишь, нетерпеливого успокоишь, бешеного остановишь, дерзкого испугаешь, робкого сделаешь смелым, скрытного откровенным, отчаянного благонадежным. Сим искусством сообщается больным та твердость духа, которая побеждает телесные боли, тоску, метание и которая самые болезни иногда покоряет воле больного».
Решительность врача
«Не то интересно, что причиняет болезнь,
а то, что устраняет ее».
Ситуаций, когда врачу приходится поступать решительно, даже если он сам по природе своей этим качеством не отличается, предостаточно: такова жизнь. Приведу лишь один пример из своих воспоминаний.
Было это в ноябре 1960 г. К тому времени я уже 4 года отслужил младшим врачом полка. Осень, на дворе к семи вечера уже становилось темно. В свете, падающем из окон медпункта, был виден грязный мокрый снег. Рабочий день завершался. Ушли последние амбулаторные больные, личный состав медпункта с ведрами для пищи убыл на ужин в столовую, закрылась аптека, собрался уходить и я. В этот момент во двор медпункта с грохотом въезжает грузовая машина, в окнах мелькают тени, через 5 минут в амбулаторию солдаты вносят на руках восемь раненых. Кладут их веером на пол, толпятся, мешая подойти к пострадавшим. Слышны стоны. Оказывается, полчаса тому назад в артмастерской взорвался котел. Гвардейцы, чтобы согреться, забрались под котел. Взрыв накрыл всех, кто оказался рядом. Взрывная волна, куски металла, кипяток, пар, сажа…Тут же подогнали машину, пострадавших вытащили из завалов, втащили в кузов и помчались в медпункт.