Прошептав: «Боженька, помоги», Рая аккуратно подползла к концу раскуроченного вагона и спрыгнула в сугроб. Запретив себе оглядываться и тратить бесценные секунды, она побежала в сторону высоких деревьев, молясь, чтобы никто ее не заметил. Мороза, крепчающего в сгущающихся сумерках, Рая не чувствовала. Она ощущала лишь манящую впереди надежду на спасение и ужас, гнавшийся за ней по пятам.
Взглянув на людей, несущих красные гвоздики к памятнику Победы, Рая замедлила шаг. Ей казалось, что сердце сейчас птицей выскочит из груди, покинет клетку с чувством узника, сбегающего из вечной для него тюрьмы. Прошлое, пролитые в нем слезы и пережитая боль прочно вжились в ее вены. Время – лучший лекарь всех времен и народов – не окутывал туманной дымкой яркие воспоминания, а лишь больше их усиливал. Годы войны не позволяли забыться в счастливом настоящем, без стука наведываясь ночью в сны. Вздохнув, Рая огляделась. От четкого осознания, что народ еще помнит кровавую историю великой цены свободного воздуха, ей тут же стало легче дышать. Улыбнувшись, она, несмотря на свой возраст, бодро зашагала вперед, лишь изредка опираясь на трость.
… Спотыкаясь от усталости, но отчаянно стараясь не сбавлять темп, убегая все дальше от раскаленных пуль, чей свист давно затерялся за ее спиной, Рая пересекла лес. Ее колотило от холода и пронизывающего ветра. Длинная юбка порвалась. Рая практически не чувствовала ног, впрочем, как и окоченевших рук. Но ее душа не собиралась сдаваться.
Расступившиеся сосны открыли изможденному взгляду Раи большую деревню. Надеясь, отыскать в ней убежище, она из последних сил направилась к ближней избе. Вдруг из-за густых кустов орешника показалось двое солдат. Они были одеты в серые шинели, черные сапоги. На шапках был рисунок свастики. У каждого возле живота висел автомат. Один из воинов Рейха был низкорослый мужчина с круглым лицом и выпученными серо-зелеными глазами. На его густые брови спадала челка русого цвета. Пухлые губы были бледны. Второй солдат был почти на полторы головы выше своего товарища. Широкий шрам пересекал его лоб и упирался во внутренний угол правого глаза.
Рая испуганно отступила на шаг и, зацепившись за ветвь, едва не упала.
– Гляди, Кан, кто к нам сам добровольно прибежал, – хмыкнул низкорослый солдат и широко улыбнулся. Он говорил по-немецки, но Рая его прекрасно понимала, потому как ее мать была учительницей немецкого языка и по вечерам практиковала его изучение со своими детьми. – Хочешь посмотреть, как я, – он направил дуло автомата на Раю, – поохочусь на русскую свинью? Вначале прострелю ей одну лапу, потом другую… – В глазах солдата заплескалось безумие. – С упоением послушаем, как она сладко визжит. – Зло засмеялся.
Понимая, что ей неоткуда ждать помощи, Рая зажмурилась и мысленно зашептала «Отче наш». Секунда, и она услышала сдавленный булькающий хрип. Глухо проскрипел снег. Что-то тяжелое осело на землю. Страх подкосил Раю, и она упала на колени. Слезы потекли по ее щекам. С трудом разлепив ресницы, она увидела, что солдат, желавший над ней поиздеваться, лежит на зимнем покрывале, испачканном брызгами крови. Другой же мужчина – Кан – вытирает об снег штык-нож. Засунув клинок за ремень брюк и не сводя сосредоточенного взгляда с Раи, он взял товарища за ноги. Молча потащил его к окраине леса. Наспех вырыл в сугробе яму и скинул туда труп. Закидал сверху снегом. Рая, не понимая того, что происходит, наблюдала за немцем, боясь дышать. Тот, сплюнув, твердыми шагами подошел к ней. Грубо взяв под локоть, поставил на ноги. Рая едва держалась, силы были на исходе, и она вцепилась скрюченными промерзшими пальцами в плечо своего неожиданного защитника.
– Слова не говорить, – приказал солдат на ломаном русском и, придерживая Раю за талию, пошел с ней в сторону деревни. Она не сопротивлялась, с трудом осознавая, что раз он не позволил своему товарищу ее убить, то вряд ли в эту минуту ведет ее на верную гибель. – Делать, что я говорить. Сейчас, – он приложил указательный палец к ее губам. Сосредоточенно заглянул в глаза. – Ты понимать? – вскинул темную бровь. – Т-ссс…
Рая кивнула, вглядываясь в карие, почти черные глаза.
– Я знаю немецкий, – несмело прошептала она.
Кан криво и как-то судорожно улыбнулся.
Рая пересекла парк, перешла через улицу Барыню и вот во всей красе увидела памятник Победы, возле которого уже столпились люди, складывая цветы. По венам разлилось счастье. Сердце радостно запело, как и синицы, сидящие на ветвях. На больших экранах, висящих по обе стороны от сцены для торжественных выступлений и концерта, шла прямая трансляция праздничного парада из Москвы, с Красной площади. К памятнику почетные делегации возлагали цветы. К Рае подбежала девочка лет одиннадцати и протянула ей три красных тюльпана, со словами: «Спасибо за победу!» Крепко обняла. Глаза Раи увлажнились.
– Мы это сделали ради вас. – Она погладила девочку по голове и пошла дальше, ближе к памятнику. Вдыхая мирный воздух, она с содроганием подумала, что могла и не дожить до этого величайшего дня. Кроме горя, слез и боли могла ничего не познать в своей жизни после гибели родных в таком далеком сейчас тысяча девятьсот сорок первом году.
… Стараясь быть незамеченным, Кан аккуратно вел Раю по окраине деревни. Ночь ему помогала оставаться в тени. Спустя минут пять Рая вместе с ним очутилась напротив деревянной избы, из трубы которой струился дым. В окнах дрожал тусклый свет. Открыв дверь и держа за руку Раю, Кан вошел в помещение. Оно было натопленным, казалось удушающе жарким и, несмотря на явную бедность хозяев, довольно уютным. В углу комнаты сидела пожилая женщина и вязала при свечах. Но, увидев солдата, тут же отложила спицы и вскочила на ноги. В ее глазах заплескались страх и капли удивления.