— Это уже не важно, как и что, — даже не поражаюсь тому, как безразлично звучит мой голос. — Главное, теперь они ответят, — прикрываю глаза. — И за тебя тоже…
— Я не писал заявление, — Лекс сползает со стула и садится на край кровати. — Дим, я не могу… Не могу всё это, снова… Я столько времени пытался забыть.
— И как? Забыл?
— Нет… Но если ты хочешь, я постараюсь…
— Не нужно. Думаю, моих показаний будет вполне достаточно, чтобы запереть их надолго.
— Знаешь… — Лекс кладёт ладонь поверх простыни, накрывая мою руку. — Ты сильнее меня. Я всегда считал тебя слишком слабым, слишком домашним, бесхребетным и не способным ни на что. Теперь я понимаю, что ошибался.
— Ты и сейчас ошибаешься, — отдёргиваю руку и переворачиваюсь на бок, к нему спиной. — Уходи.
— Не могу.
— Что?
— Я не могу уйти, — обходит кровать и становится прямо перед моим лицом. — Я останусь. Можно?
— Как хочешь, — закрываю глаза. Ну и пусть сидит сколько ему влезет, мне всё равно.
— Спасибо.
Чувствую, как прогибается кровать, и, прежде чем успеваю сообразить, что он задумал, Лекс ложится рядом, на самом краю. Не прикасается, просто лежит, равномерно втягивая воздух и обдавая моё лицо тёплым дыханием.
Не шевелюсь, чтобы, не дай Бог, не прикоснуться к нему, дыхание сбивается и по спине неприятный озноб. Проходят минуты, а он ничего не делает, и моё дыхание успокаивается. Я, кажется, даже начинаю засыпать.
Сквозь полудрему чувствую лёгкие прикосновения кончиков пальцев к скуле, там, где фиолетовым пятном налился синяк от кулака, ко лбу, к уголкам губ. Не мешаю ему, мне не страшно, отвращения тоже нет.
— Дим?.. — зовёт шёпотом и не получает ответа. — Можно?
Пытаюсь вникнуть, на что он просит моё разрешение, но мысли только бестолково пролетают мимо, оставаясь несформулированными и неосознанными, не вызывая никаких эмоций.
Лекс глубоко втягивает в себя воздух и пробирается рукой под простыню, ведёт пальцами по моим ключицам, по груди, так осторожно, как будто я вот-вот развалюсь. Касается живота и замирает, чувствуя напряжённые мышцы под кожей. Возвращается рукой обратно и прижимает её в области моего сердца, которое тут же сбивается с ритма. Мне приятно. Не его прикосновения, а тепло, которое исходит от его руки, от его тела, даже несмотря на то, что он не придвинулся ко мне ни на сантиметр.
— Подвинься немного, я сейчас упаду… — шепчет, явно зная, что я не сплю.
Конечно, он упадёт, ведь больничная кровать не рассчитана на двоих, особенно, когда один из них далеко не мелкий.
Не задумываясь, просто отодвигаюсь немного назад, давая ему больше места. Понимаю вдруг, что его присутствие мне не мешает, наоборот, даёт какую-то мнимую защищённость и покой.
Двигается ближе, замирая всё на том же расстоянии, прикасаясь ко мне только ладонью, которая опять, слегка попутешествовав, задержалась на моём животе. Ждёт, пока привыкну и расслаблю мышцы, и только потом позволяет себе спуститься ниже, где на мне нет даже элементарных трусов. Гладит бедро, рисуя на коже странные узоры, дышит уже не так ровно.
— Ты только не бойся. Хорошо? — опаляет лицо горячим дыханием, всего в нескольких сантиметрах от моих губ.
Молчу, потому что не уверен в своей реакции, не уверен в том, что он собирается делать. А он спускается ниже, под простыню, оставляя почти невесомую дорожку из поцелуев на груди. Ничего более, только замершая рука на моём бедре и прикосновения горячих губ к коже. Вздрагиваю от мурашек, когда его язык на несколько секунд ныряет мне в пупок, оставляя после себя приятное покалывание внизу живота.
Бросаю мимолётный взгляд на дверь, как-то отстранённо думая о том, что в любую минуту сюда могут войти, но это почему-то уже не беспокоит. Наверное потому, что за последние сутки меня здесь видели и снаружи, и изнутри, так что смущаться теперь было бы глупо, или всё же…
Теряю мысль, когда влажные губы осторожно обхватывают головку и очень медленно, вызывая приятный озноб, насаживаются на мой полувставший член. Выдыхаю, понимая, что всё это время задерживал дыхание. Поворачиваю лицо в подушку и зажмуриваю глаза. Думаю о том, остановится ли он, если я попрошу? Только вот хочу ли я этого?
Чувствую, как наливается кровью моя плоть у него во рту, прижатая языком к нёбу. Пытаюсь немного отодвинуться, чтобы не доставить ему неприятных ощущений, но Лекс не пускает, держит меня, прижимая к своим губам ещё ближе, сам толкает меня глубже в себя, шумно вдыхает через нос. Отстраняется немного, только для того, чтобы опять насадиться на меня ещё больше.
Не выдерживаю и глухо стону в подушку, когда его горло сжимается, пытаясь справиться с инородным предметом в нём. А Лекс только крепче цепляется пальцами мне в бёдра и невыносимо медленно начинает скользить, обволакивая меня губами и языком, обдавая мой живот жгучим дыханием.
На висках выступает испарина, и пальцы, вцепившиеся в простыню, немеют от напряжения. Не совсем понимая, что делаю, начинаю двигать бёдрами ему навстречу, трахать его рот в прямом смысле этого слова, уже даже не заботясь о том, что чувствует он сам.
Постанывает на особенно резких толчках, и от этого звука меня пробирает ещё больше. Оставляю в покое белоснежную больничную простыню и вцепляюсь пальцами ему в волосы, прижимаю сильнее. Тело начинает потряхивать, а пальцы на ногах сами собой поджиматься.
Тоже хрипло стону, наплевав на скорее всего неспящий персонал, отодвинув всех и всё на второй план. В какой-то момент почти теряюсь в пространстве и времени, когда горячая волна расходится от живота по всему телу, выключая на некоторое время все мысли, оставляя только простреливающие удовольствием спазмы, там, где голова Лекса упирается в мой живот. Он не выпускает меня даже тогда, когда тёплое семя выплёскивается ему в рот. Наоборот, проталкивает мой член глубже и сглатывает прямо так, сжимая меня там, внутри, заставляя моё тело выгнуться на кровати.
Отходим долго. Оба. Я, зарывшись лицом в подушку, и он, упирающийся лбом мне в живот и хрипло дышащий. На периферии сознания понимаю, что ему тоже нужна разрядка, но я не могу. Не потому, что нет сил, просто что-то не пускает меня, не даёт к нему дотронуться. Становится холодно…
— Замёрз? — Лекс выравнивается и ложится рядом, плотнее укутывая меня в простыню.
Вижу, как в темноте пытается заглянуть мне в глаза. Интересно, что он там видит? И что вообще сейчас там может быть?
Вздыхает и тянется к моим губам, в последнюю минуту останавливаясь и целуя в щёку рядом. Вспоминаю, как он поцеловал меня тогда, в той розовой комнате, когда на моём языке всё ещё чувствовался вкус его спермы. Почему же сейчас не решился?
— Дим…
— Уходи, — вздрагиваю, не понимая, как это могло вылететь из меня, но тут же понимаю, что действительно хочу, чтобы он ушёл.
— Хорошо… — поправляет простыню и тихонько встаёт с кровати. Не прощается, просто оглядывается у самой двери, прежде чем переступить порог, а я не могу различить его лица в темноте.
========== Конец старого - это всегда начало нового. ==========
Наступившее первое сентября обрадовало неестественно жарким днём и довольно сносным настроением.
Я стою в рядах нарядных и переговаривающихся ребят, практически ничем от них не отличаясь. Разве что на скуле всё ещё бледным зеленоватым пятном отсвечивает почти рассосавшийся синяк, да и под белой рубашкой на спине остались неровные разводы от почти заживших, выделяющихся теперь только красноватыми островками на коже ран.
Длинноватые, выгоревшие почти до белого цвета волосы, которые я так и не решился состричь опять, слегка прикрытые от прямых лучей солнца глаза. Хотя, наверное, солнце тут не при чём, мне просто не хочется разглядывать людей вокруг, как это делают другие.
Совсем рядом, почти прижимаясь к моему плечу, стоит Рита. Мы теперь одноклассники.
Сегодня она особенно красива, с милыми бантами, удерживающими два пушистых хвоста, и в лёгкой белой блузке с короткими рукавами. Лицо без косметики делает её младше, прекрасно гармонируя с обязательной первосентябрьской экипировкой.